Мои аргументы убедили госсекретаря Клинтон, и она обеспечила дисциплину и профессионализм в решении задачи. Президенту Обаме не терпелось взяться за дело. В начале 2009 г. он провел серию совещаний для выработки общей стратегии, близкой к той, о которой я писал в записке госсекретарю. Иранское наследство Обамы было непростым. Когда в своей инаугурационной речи 20 января он сказал, обращаясь к иранцам, что «если они готовы разжать кулак, мы готовы протянуть им руку», Тегеран уже располагал запасами низкообогащенного урана, достаточными для создания атомной бомбы. На подходе были и ракетные установки. И хотя у нас не было убедительных доказательств возобновления усилий Ирана в области производства вооружений, мы ни в чем не могли быть полностью уверены.

В марте президент направил иранцам видеообращение, поздравив иранский народ и правительство страны с праздником Навруз, именуя Иран Исламской Республикой, тем самым пытаясь осторожно сигнализировать об отсутствии намерения принуждать Иран к смене режима. Он указывал на готовность Соединенных Штатов к «честному диалогу, основанному на взаимном уважении». Реакция простых иранцев в основном была положительной. Лидеры страны, и особенно Верховный руководитель, отнеслись к поздравлению с обычным скептицизмом[149].

В начале мая президент направил длинное секретное послание аятолле Хаменеи. Письмо было написано таким образом, чтобы соединить почти несоединимое – с одной стороны, смысл послания должен был быть выражен достаточно четко, но, с другой стороны, так, чтобы в случае утечки информации письмо не привело к проблемам и разногласиям. Обама в целом усилил сигналы, посланные в поздравлении с праздником Навруз. Он прямо заявил о своем твердом намерении воспрепятствовать созданию Ираном ядерного оружия и поддержке позиции «Группы 5 + 1», не возражающей против реализации иранской программы использования атомной энергии в мирных целях. Он также ясно дал понять, что политика его администрации не преследует цель смены режима в Иране, и указал на свою готовность к прямому диалогу. Верховный руководитель Ирана ответил несколько недель спустя, тоже пытаясь соединить несоединимое. Его послание было довольно туманным, но не слишком жестким или резким – во всяком случае по меркам иранской революционной риторики. Хотя в письме не содержалось четкого ответа на предложение президента о прямом диалоге, мы тем не менее сочли его серьезным подтверждением готовности Ирана к участию. Президент Обама ответил быстро. В коротком письме он предложил создать секретный двусторонний канал для переговоров, предложив в качестве эмиссаров меня и Пунита Талвара – высокопоставленного сотрудника аппарата Совета национальной безопасности.