Во всяком случае, не было проблем с земельными участками — в отличие от времен, предшествовавших созданию государства. Основная часть неиспользуемых земельных ресурсов Израиля, вместе с участками, оставленными арабами, была передана под совместный контроль правительства и Еврейского национального фонда. Здесь сионистское руководство также строго следовало принципам, на основе которых были образованы сотни кибуцев и мошавов, — земля должна была находиться исключительно во владении евреев, и обработка земли также должна была вестись самими еврейскими жителями. Финансовые условия получения земли были столь же необременительными, как и до 1948 г.: арендная плата чисто номинальная, и ее начинали взимать лишь после того, как новый поселенец обустраивался на новом месте и его участок начинал давать урожай. Трудно представить себе более весомые побудительные стимулы. Возможность получить земельный участок практически бесплатно была весьма существенным фактором, привлекавшим внимание новых поселенцев, особенно когда речь шла о местах, удаленных от цивилизации и с трудными климатическими условиями.

Впрочем, другим побудительным — и, пожалуй, в конечном итоге еще более убедительным — стимулом было отсутствие у репатриантов выбора. На протяжении первых трех лет со дня провозглашения независимости доля репатриантов, имевших ту или иную профессиональную подготовку, не превышала 1 %. Более 50 % вообще не владели каким бы то ни было ремеслом. Надо признать, что выходцы из Европы, как правило, с неохотой воспринимали саму идею занятий сельским хозяйством. В лагерях для перемещенных лиц они утратили свой запас жизненных сил, а зачастую и свои идеалы; многие безо всякого энтузиазма воспринимали сионистско-халуцианские идеалы труда на земле. Подчеркнем, что репатрианты, обратившиеся к сельскохозяйственной деятельности в первые после провозглашения независимости годы, были преимущественно евреями из стран Востока. Так, в 1947–1951 гг. из стран ислама прибыло меньше половины всех новых репатриантов, но при этом 136 из 231 сельскохозяйственных поселений были основаны выходцами из стран Востока, и лишь 95 поселений — ашкеназами (остальные 67 поселений основали коренные израильтяне).

Несходство халуцианских идеалов и психологии восточных евреев нашло свое отражение и в статистике создания кибуцев и мошавов. В 1947 г. в ишуве насчитывалось 176 кибуцев и 58 мошавов. К 1959 г. это соотношение изменилось — теперь в стране было 229 кибуцев и 264 мошава. Однако само по себе число поселений не дает картины во всей ее полноте. До создания государства две трети еврейского населения, занятого в сельском хозяйстве, проживало в кибуцах и лишь одна треть в мошавах. К началу 1960 г. эта картина изменилась самым радикальным образом. Численность населения кибуцев увеличилась вдвое, тогда как численность населения мошавов — в пять раз. Очевидно было, что коллективные поселения, вначале рассматривавшиеся как идеал сионистского национального и социального развития, в значительной степени утратили свою привлекательность. Можно припомнить, что уже в период мандата кибуцы не были столь популярными, как прежде, особенно среди людей семейных — туда продолжали стремиться в основном одиночки. Приехавшие после 1948 г. восточные евреи были в массе своей именно семейными людьми, да к тому же полностью лишенными сионистских идеалов — они никак не воспринимали халуцианскую сущность кибуцного движения. Уж если им суждено было заняться сельским хозяйством, то взамен они требовали таких осязаемых, материальных преимуществ, как возможность жить в кругу своей семьи и получать прибыль от своей работы.