В этот же день было опубликовано коммюнике проходившей в Алжире встречи глав арабских государств, и этот документ отнюдь не был проникнут аналогичным духом примирения. В качестве “двух основополагающих и неизменных” условий мирного соглашения там были названы полный уход Израиля со всех оккупированных арабских территорий, включая Иерусалим, и “обретение палестинским народом своих неотъемлемых национальных прав”. Впрочем — разве может арабский мир диктовать Садату его политику? Он теперь независимый государственный деятель, он получил значительную свободу действий благодаря захвату “линии Бар-Лева”.
Более того, демонстрируя свою гибкость, он может — благодаря вмешательству Киссинджера — добиться того, чего не смогли сделать его генералы на поле боя. Как заявил его министр иностранных дел Фахми: “Кто же еще, кроме США, сможет принудить Израиль к отступлению?”
Таким образом, несмотря на неспособность израильских и египетских военных достигнуть соглашения о разъединении войск в ходе переговоров, ни Иерусалим, ни Каир не считали, что все возможности в этом направлении исчерпаны. По просьбе правительств обеих стран Киссинджер вылетел из Вашингтона 10 января 1974 г. для проведения третьего раунда своей челночной дипломатии. Его первой остановкой стал Асуан, известный своим умеренным климатом, где Садат восстанавливал силы после бронхита. Беседа между ними проходила весь день 12 января. Киссинджер предложил своему собеседнику для рассмотрения израильские предложения о размежевании, которые привез ему в Вашингтон Моше Даян, — и ответы Садата позволили Госсекретарю сделать вывод, что стороны движутся к взаимопониманию, пусть и очень медленно. Затем, к вечеру 12 января, Госсекретарь вылетел из Асуана в Тель-Авив, а оттуда, в снегопад — редкое для этих мест явление, — отправился в Иерусалим, на рабочий ужин с израильскими руководителями.
Именно на переговорах, проходивших этим вечером, обозначились серьезные сдвиги в ближневосточной ситуации. Киссинджер информировал израильское руководство о том, что Садат предложил вариант немедленного разъединения войск при личном посредничестве Государственного секретаря — в качестве альтернативы переговорам на 101-м километре. Все соображения и детали могут быть обсуждены впоследствии, в ходе Женевской конференции, когда она возобновит свою работу. Израильтяне были поставлены перед непростым выбором: продолжать прямые переговоры или нет. С одной стороны, возможность вести переговоры непосредственно с противной стороной стала для Израиля основным побудительным мотивом для прекращения огня, а затем основным фактором, приведшим к согласию относительно открытия гуманитарного коридора для снабжения окруженной Третьей армии. Но, возможно, еще более привлекательной представлялась возможность разрядить при помощи Киссинджера опасную ситуацию, связанную с противостоянием двух армий. Ведь в ходе прямых переговоров не было достигнуто практических никакого прогресса — и еще меньший успех мог ожидаться на Женевской конференции, когда в переговорах будут участвовать враждебно настроенные советские представители и арабские министры иностранных дел. Израильтяне приняли решение не подвергать угрозе жизни своих солдат, и, как и ожидалось, их выбор вскоре дал ощутимые результаты. Курсируя между Асуаном и Тель-Авивом в президентском самолете, Киссинджер вскоре смог навести мосты между противостоящими сторонами. И вот 17 января он сообщил Никсону, что документ о разъединении войск готов, и на следующий день генералы Эла-зар и Гамази должны подписать его на 101-м километре.