И прихожу к простому выводу: мы — люди. Журналисты, профессионалы, но в первую очередь люди. И когда мы чувствуем потребность помочь, обнять, поддержать словом — в этом нет ничего странного и предосудительного. И нет ничего непоправимо разрушающего, если участие дозировано и имеет границы.

Экс-главред «Таких дел» Настя Лотарева постоянно напоминала начинающим журналистам о границах и о том, что надо отстраняться от героев. Но и ее границы иногда не выдерживали. После серии публикаций о психоневрологическом интернате Настя стала там волонтером. Ездит в ПНИ, общается с подопечными, читает им книги. А когда на время карантина весной 2020 года ей предложили стать опекуном одной подопечной, Настя согласилась.

«Я рассказываю молодым журналистам про границы, но не могу не признать, что наша граница, возможно, тоньше, чем у журналистов многих других изданий. Плохо ли это? Не очень хорошо, но я не уверена, что мы смогли бы писать так, если бы граница была другой. В нашей работе эмпатия мне кажется важной».

Настя вспоминает, как ее накрыло во время работы над текстом «Плохая мать» — о женщине, у которой опека без видимых причин отобрала детей. «Я к ней ехала, зная, что просто так опека детей не забирает. И вот я сижу с этой несчастной женщиной, задаю вопросы, смотрю, нет ли бутылок, еще чего. И где-то в середине интервью меня нахлобучивает мысль, что все реально так, как она говорит. Она простая женщина, которая любит своих детей. И просто не смогла отбодаться от тех, кто либо хотел поставить галочку, либо квартиру у нее отжать, как у многодетной. Она еще и уборщицей работает в этом детском доме и каждый день видит там своих детей... Я написала статью с колес, очень быстро. Дальше мы с фотографом сели в поезд, и я рыдала шесть часов. Кажется, выплакала весь запас слез за полтора года работы до этого. Это большая человеческая несправедливость, это нечестно».

Еще Настя вспоминает, как писала про парня, который вышел из тюрьмы с открытой формой туберкулеза. Она приезжала к нему на интервью несколько раз, не надевала маску, не шарахалась от него, как это делали другие. И даже пожала ему руку, чем привела в недоумение. Уже после выхода статьи он позвонил ей и сказал, что умирает. Попросил приехать попрощаться. «Апрель. Карантин. Открытая форма туберкулеза, — говорит Настя. — Я знаю, что не должна так делать. Я бы не отпустила корреспондента. Это очень тяжело морально, опасно. Выкурила две сигареты и поехала прощаться. Он не умер пока, даже строит планы на жизнь. Иногда мы немножко переписываемся. Правильно ли это с точки зрения эмоционального выгорания и необходимости держать границы? Нет, неправильно. С границами я научилась поступать так: у меня есть некое внутреннее чувство, на которое я ориентируюсь. Есть чувство, что я должна помочь этому конкретному человеку, могу это сделать сейчас — я помогаю. Нет этого чувства, не помогаю. Это такая внутренняя этика».