В заключительной главе рассматривается представление политиков об окончании эпохи кризисов. В первых двух разделах дается краткий обзор работы системы распределения товаров в военное время, а затем приводятся данные, на которых основывался растущий оптимизм политиков относительно показателей продаж, рыночных цен и уровня воровства на рабочих местах. Третий, и последний, раздел главы посвящен реализации «культурной торговли» после 1945 года в двух различных контекстах. Моя цель – составить балансовый отчет сталинской торговой политики послевоенной и посткризисной эпохи: что изменилось, а что осталось по-старому; что удалось, а что нет. Образовались ли, по крайней мере, новые отношения между сталинизмом и советскими потребителями?
От «отклонений» военного времени к парадоксу роста
От «отклонений» военного времени к парадоксу роста
В пятой главе было описано спонтанное возобновление продовольственного рационирования в советских городах в 1939–1941 годах после перерыва, продлившегося всего 4–5 лет. Государственные чиновники сосредоточили свои усилия на продовольствии, хотя потеря кавказских нефтяных месторождений и приостановка гражданского производства во время войны означали, что топливо и промышленные потребительские товары стали крайне дефицитными. В результате немецкого вторжения запасы продовольствия резко сократились, что не сопровождалось соответствующим сокращением числа людей, которых нужно было кормить: по некоторым оценкам, в результате оккупации Советский Союз потерял 47 % довоенных посевных площадей, 45 % поголовья скота и половину предприятий пищевой промышленности, при этом потери населения составили лишь 33 % [Чернявский 1964: 16]. В течение нескольких месяцев после нападения немцев меры по рационированию были включены в национальную систему распределения по образцу начала 1930-х годов и Гражданской войны. Хотя первоначально это касалось только распределения хлеба и муки, но вскоре централизованными пайками регулировалась продажа сахара и сладостей, мясных и рыбных продуктов, жиров, круп и макарон в 43 крупных городских агломерациях; с февраля 1942 года система распределения пайков была распространена на основные промышленные товары [Чернявский 1964: 70–71; Любимов 1968: 21]. К 1945 году централизованная система рационирования снабжала хлебом более 80 миллионов человек, то есть примерно половину населения страны. Этот контингент, уже вдвое превышающий численность бенефициаров системы снабжения начала 1930-х годов, продолжал увеличиваться, и в сентябре 1946 года достиг максимального значения в 87,7 миллионов человек. В итоге 65,4 миллиона имели право на пайки, включающие другие продукты питания, а около 60 миллионов человек получали карточки на промышленные товары [Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1990: 202–205].