Но какими сторонами своей личности участвует актриса в жизни своих героинь и героев? Что именно она отдает им «от себя», от своих жизненных странствий, от своей духовной биографии? Ведь актер, даже из наиболее склонных к непосредственной исповеди в своих сценических творениях, — подобно Мочалову, Стрепетовой, Комиссаржевской, — даже такой актер отдает им от себя только лучшую часть своего душевного мира, проводит их только через высшую точку своей жизненной драмы. Мочаловские мстители жили в душе самого артиста, и в то же время они были им созданы как реальные люди, отделившиеся на сцене от своего творца и продолжавшие независимо от него свой путь в жизни, а не только в искусстве.

Применительно к поэзии для этого существует сегодня термин «лирический герой» поэта. Можно спорить, достаточно ли точно выражает этот термин существо вопроса, но сама тенденция, в нем заложенная, совершенна бесспорна.

Творчество актера того типа, к которому можно отнести Бабанову, имеет много общего с творчеством лирического поэта. Оно по-своему тоже монологично. В нем всегда слышится в его непосредственной чистоте голос самого художника, рассказывающего о себе в окружающем его мире. Но эта личная тема у актера бывает гораздо сложнее опосредствована в его художественных созданиях, чем у поэта. В этом отношении постоянных персонажей актера вернее было бы назвать его «спутниками». Они рождаются в душе своего создателя, составляя плоть от его плоти, кровь от его крови, а затем принимают на себя облик другого человека и начинают двигаться по собственной жизненной орбите.

В отличие от одного «лирического героя», сопровождающего поэта на протяжении всей его жизни, «спутников» у актера бывает много, хотя все они сохраняют нерасторжимое духовное родство с ним. Актер, подобно поэту, ведет свой монолог, обращенный со сцены в публику, но это — монолог «в лицах».

Критика 30‑х годов справедливо отмечала, что бабановские «спутники» — это дети, не столько по возрасту, сколько по своей непосредственности, нетронутой чистоте и цельности их натуры. И это «детское» Бабанова открывает не только в своих подростках, но и у взрослых персонажей. Они у нее тоже оказываются детьми, хотя и прошли иногда тяжелую школу жизни.

Но они совсем не инфантильны — эти бабановские героини и герои. Их детскость идет от удивительной душевной чистоты, от простодушия и прозрачной ясности их мироощущения. В них нет ничего от того, что мы называем детской наивностью и что по театральной традиции обычно считается достоянием актрис на амплуа инженю или травести.