В 30‑е годы бабановские спутники появляются на подмостках не только в современном обличье. Они часто уходят в область классики. При этом они обычно очень мало считаются с характерами тех классических персонажей, облик которых они принимают на время.
Так произошло с бабановской Джульеттой — этой девочкой с неразбуженными страстями, какой она предстала перед аудиторией Театра Революции в середине 30‑х годов. Она казалась трогательной в своей чистоте и в готовности нести самые тяжелые испытания. И любила она своего Ромео безраздельной любовью. Но эта любовь была лишена у нее всякого чувственного оттенка. Так любит сестра своего старшего брата, благородного, мужественного, как Ромео, — умного, воплощающего в ее глазах все лучшие человеческие качества, какие только есть на свете. Поэтому в судьбе бабановской Джульетты было больше жертвенности и детской исступленности, чем трагедии сильного существа, бросающего вызов всему миру во имя своей всепоглощающей страсти.
И зачарованная Лариса Бабановой из «Бесприданницы», словно запеленатая в сверкающее, ослепительно-белое, будто подвенечное шелковое платье, — она тоже была ребенком с недоумевающими глазами, обиженным, обманутым ребенком, с жертвенной покорностью идущим на заклание.
Эти две роли Бабановой были овеяны странной недосказанностью, печалью о чем-то несбывшемся, как будто актриса создавала их в пору своих нерешенных раздумий о жизни.
Другая классическая роль Бабановой — Диана в «Собаке на сене» Лопе де Вега была сыграна совсем в другом ключе, в редкой для нее манере комедийного «брио». В трактовке Бабановой Диана тоже приняла на себя облик, мало соответствующий тому человеческому характеру, каким в свое время наделил ее драматург. Из страстной, своенравной, гордой женщины, влюбленной до потери сознания в красавца Теодоро, она превратилась у Бабановой в маленькую капризницу, красивую, изящную, эффектно одетую, но скорее играющую в любовь, чем испытывающую ее на самом деле. Она обращалась с бедным Теодоро словно с большой и занятной куклой, безбожно мучая его без всякой цели, уверенная, что не причиняет ему никакой боли.
При всей своей театральной эффектности, при всем техническом блеске, с каким Диана была показана актрисой со сцены, — эта роль оказалась самой небабановской из всего ее обширного репертуара. Она присутствует в ней только как мастер, тонкий и блестящий, но все же только мастер, создающий великолепную модель образа и бесстрастно демонстрирующий ее перед зрительным залом, внимательно оглядывая ее со всех сторон, следя за каждым ее жестом, прислушиваясь к каждой интонации, оправляя малейшую складку на ее нарядном костюме.