Представители обвинения все это время тянули руки, протестуя, но Римус не унимался, и в конце концов они шумно возмутились. Протест был удовлетворен.
Римус попытался еще раз:
– После многих лет заключения, нужды и лишений… История криминалистики не знает случая, чтобы обвиняемый в нарушении закона побывал в девяти различных пенитенциарных учреждениях и тюрьмах…
Он повернулся лицом к столу обвинения, ярко-красная волна поползла по его шее, тон в тон с цветком остролиста на лацкане.
– А потом обвинение, с его авторитарными бесцеремонными методами, имеет дерзость заявлять вам, дамы и господа присяжные, что вышеуказанный обвиняемый – подлец. Бывает ли утверждение абсурднее. Взгляните внимательно на мистера Баслера, изучите его, и вы увидите, чей облик, чье лицо, чья внешность отражают искренность, а чья – лицемерие, если угодно. Римуса осудили по обвинению в продаже хорошего алкоголя…
Протест; удовлетворен.
Во время паузы Римус вспомнил, что защищает себя по обвинению в убийстве.
– Неужели вы думаете, что если бы обвиняемый замыслил это деяние 6 октября 1927 года, он прихватил бы с собой Джорджа Клага в качестве шофера? Да ни за что на свете, но почему обвиняемый все же так поступил? Потому что свидетельства ясно показывают: когда вышеупомянутый обвиняемый вышел из автомобиля, Джордж Клаг поехал дальше, оставив обвиняемого в одиночестве на шоссе. И что там произошло, что именно случилось, как было совершено преступление, Клаг не знает и никогда не сможет узнать, основываясь на своих пяти чувствах.
Он опять обращался к присяжным, краснота спала, Римус завел речь о своем детстве.
– Обвиняемый начинал с пяти долларов в месяц за работу в аптеке и пробился наверх, хотя, может, и в скверном окружении, но не все из нас рождаются с золотой ложкой во рту, – тут он обернулся к столу обвинения и возвысил голос, – как мистер Чарльз П. Тафт-второй…
Протест Тафта; удовлетворен.
Посмотрев на часы, Римус понял, что у него осталось всего 28 минут. В оставшееся время он стремился выстроить и сформулировать свои доводы. Его разум работал подобно конвейерной ленте, мысли проносились на все увеличивающейся скорости, нужные сразу улетали дальше, не поймать. Он упомянул свидетелей, съехавшихся со всех концов “цивилизованной страны” для его защиты (“преклонив колени, я должен выразить свою бесконечную благодарность”), репортеров, опубликовавших “около трех тысяч статей по всему миру”, оправдал свое бутлегерское прошлое (“если вышеуказанный обвиняемый уйдет в небытие, он станет мучеником, пострадавшим за ваше неотъемлемое право”), сговор между его женой и Франклином Доджем (“пострадавшая вместе с этим моральным извращенцем, этим общественным паразитом, колесила по стране на автомобилях, которые были куплены на деньги обвиняемого”)…