На другом конце страны, в Лос-Анджелесе, Виллебрандт готовилась подшить в дело Римуса свежую стопку газетных вырезок.

* * *

Не меньше пятидесяти человек, среди них присяжные и множество молоденьких девушек, провожали Римуса до его тюремных апартаментов. Присяжный Роберт Хосфорд даже обратился с речью к толпе, признавшись, что они готовы были полностью оправдать Римуса, будь такая возможность.

– Знаете, как мы постановили там, в комнате для совещаний? – радостно поведал он. – Давайте выйдем и вручим Римусу рождественский подарок. Подарим ему счастливое Рождество; пускай это будет не последнее его Рождество.

Присяжная Рут Кросс шагнула вперед и продолжила, глядя на Римуса:

– Когда вскрылись доказательства, я начала жалеть Римуса и ненавидеть помощников обвинителя. Думаю, Римус был не в себе, когда убил ее. В любом случае, я считаю, что Римус был прав, совершая то, что совершил.

– Почему вы так решили? – спросил какой-то репортер.

– Мы поняли, что с Римусом поступили крайне несправедливо, ему пришлось вынести столько страданий, это почти не в человеческих силах, – пояснил Хосфорд. – Одним из факторов, повлиявших на наше решение, было то, что Римус уже отсидел в девяти разных тюрьмах за нарушение сухого закона – по одному и тому же обвинению.

Извинившись перед Элстоном за то, что был “самым непослушным клиентом”, Римус вручил собравшимся журналистам заявление, написанное второпях, но гораздо более внятное, чем его заключительная речь.

“Благодарение Господу за вердикт, который снимает величайшее бремя, что когда-либо выносил человек, – гласил текст. – Присяжным, суду, обвинителям, шерифам и служащим тюрьмы я выражаю глубочайшую признательность за все, что они сделали. Одному Богу известно, что творится в моей душе в настоящий момент. Остаток жизни я посвящу тому, чтобы сократить ущерб под названием Национальный закон о запрете, нанесенный основам нашего законодательства. Не будь сухого закона, наполняющего кошельки класса, который ищет лишь одного и занимается лишь одним – взяточничеством, не было бы и деяний, за которые присяжные из равных мне по положению людей должны были меня оправдывать”.

Дадли Николс, знаменитый репортер “Нью-Йорк уорлд”, сравнивал эту сцену с финалом новой пьесы “Чикаго”, где двое убийц благодарят американский народ за поддержку – заслуженную вовсе не их невиновностью, но лишь умением развлечь.

Римус позировал фотографам, избрав жизнерадостную манеру поведения политика, играющего на публику в ходе избирательной кампании. Вот он пожимает руку Хосфорду, очаровательной темноглазой Рут Кросс, втиснувшейся между ними, лицо ее запрокинуто к Римусу. Они встали бок о бок, переплетя руки, под вспышками фотокамер. К ним подскочила Ромола, обнимая присяжных как старых друзей. Римус решил, что одних фотографий недостаточно, и присяжные получили еще по экземпляру песен Ромолы, с автографом. И если они были так добры, что оправдали его, может, не откажутся выпить стаканчик-другой из его личных запасов? “В жизни не видел ничего более дикого и мерзкого, – вспоминал один из ветеранов журналистики, освещавший десятки процессов по всей стране. – Неужели все здесь происходит именно так?”