Большевики отказались выплачивать долги прежних правительств, по поводу чего вл. кн. Александр Михайлович замечал: «Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников»[3844]. К подобным выводам приходил в эмиграции и представитель прежних дореволюционных правящих сословий А. Бобрищев-Пушкин: «Россия, обремененная многомиллиардным долгом союзникам, бывшая накануне совершенно невероятных комбинаций чужих и своих капиталистов, которые все запустили бы в ее тело свои когти после войны, после ее же победы, Россия, заведенная до Октябрьской революции в безысходный международный и внутренний тупик, от этой революции только выиграла… Теперь же тяжело, но выход есть…»[3845].
В конечном счете, правоту большевиков де-факто признают все без исключения европейские кредиторы России. Эти военные долги, укажет Дж. Кейнс, «не соответствуют человеческой природе и духу эпохи»[3846]. «Цивилизация, — пояснял премьер-министр Италии Ф. Нитти, — уже отменила телесные наказания для неплатежеспособных должников, и рабство, от которого освобождаются отдельные люди, не должно навязываться нациям демократиями, которые называют себя цивилизованными»[3847].
Все страны, в том числе Франция и Англия, не только урегулируют свои долговые обязательства с Советской Россией, но и сами, находясь на грани банкротства, во время Великой Депрессии 1930-х гг., откажутся погашать свои военные обязательства перед Соединенными Штатами…[3848]
Все страны, в том числе Франция и Англия, не только урегулируют свои долговые обязательства с Советской Россией, но и сами, находясь на грани банкротства, во время Великой Депрессии 1930-х гг., откажутся погашать свои военные обязательства перед Соединенными Штатами…[3848]
А могло ли быть иначе?
А могло ли быть иначе?
Возможно русский коммунизм развивался бы совсем по другому, если бы не горькая реальность гражданской войны, которая способствовала развитию некоторых черт, не имеющих ничего общего с марксистской идеологией.
«Одной из величайших ошибок Антанты по отношению к России было то, что Антанта обращалась с ней не как с павшей дружеской страной, а как с побежденным врагом, — отмечал премьер-министр Италии Нитти, — Не было ничего более нелепого, как видеть в людях старого порядка истинных представителей государства, которого больше не существовало»[3850].
На возможность альтернативного развития событий указывали знаменитые 14 пунктов Вильсона, озвученные им на заседании Конгресса в январе 1918 г. VI пункт президента требовал «Эвакуации иностранных войск со всей российской территории и такое урегулирование всех вопросов, затрагивающих Россию, которое обеспечило бы ей возможности для независимого политического и национального самоопределения, обеспечило бы ей искренний прием в общество свободных наций… и, более того, всякую помощь, в которой она может нуждаться и сама желать. Обращение с Россией со стороны ее сестер-наций в ближайшие месяцы будет жестоким испытанием их доброй воли, их понимания ее нужд, отличающихся от их собственных интересов, и их разумного и бескорыстного сочувствия»[3851].