— Дотянете, коль я посватаюсь, — вставил со смешком Ангел и тут же получил по спине шлепок от Добрины.

— Или я! — совершенно серьезно подал голос Митко.

— Не очень-то надейтесь, — засмеялась бабушка Лиляна. Уже на самом пороге она задержала Алексея, положила руку ему на плечо, поцеловала в щеку и проговорила совсем как бывало мать: — Ну, добрый час, Алеша.

IX

IX

Снова летела, как бы зависая над шоссе, взрезывая посвистывающий в стеклах воздух, неутомимая, жадная на скорость машина Ангела. Горы сиренево громоздились уже вдалеке, подступающие сумерки казались невероятно гигантской, падающей от них на всю равнину тенью, а в глазах все еще стояли увитый виноградными лозами домик и бабушка Лиляна на его пороге со сбитым на затылок черным платком, высокая, седая, похожая на живой, строго смотрящий им вслед сухими, горящими черными глазами памятник.

Ощупывая в кармане портсигар, Алексей вспоминал рассуждения Лаврова о том, что, как это ни печально, но мир вещей, созданных человеком, гораздо долговечнее его самого и что самый пустячный предмет неподвластен времени. Однако, по мысли Лаврова, непостижимое заключается в ином: все рукотворное — дома, дворцы, скульптуры, картины, даже алюминиевый этот портсигар — не существуют сами по себе, а как бы конденсируют человеческую душу, становятся зарубками времени и позволяют людям общаться, попирая расстояния целых эпох. Разве не захватывает дух от одного только сознания, что ты всматриваешься в то же прекрасное лицо на полотне художника, в которое вглядывались люди, жившие триста — четыреста лет до тебя? Вот на этом выведенном гениальной кистью локоне, который, кажется, шевельнулся от потянувшего в музейное окно сквознячка, вот на этом усмешливом уголке губ встретились, пересеклись, слились, разделенные столетиями взгляды…

«Но ведь он тоже носил в кармане этот портсигар и доставал, закуривал последнюю в жизни сигарету, человек, которого я не знал и не узнаю никогда!» — думал Алексей, с пронзительной ясностью вдруг поняв, какую неожиданную ответственность взял на себя, столь легкомысленно и опрометчиво приняв от бабушки Лиляны, как ему тогда показалось, просто-напросто прелюбопытнейший, оригинальный сувенир. Острый алюминиевый уголок покалывал через карман бедро. Перед глазами снова возникла бабушка Лиляна, но другая — бледная, как полотно, в сизоватой кисее табачного дымка. Ворочаясь на сиденье, дотрагиваясь до нагретого, теплого портсигара, Алексей уже знал, что не сможет с ним расстаться никогда, что он будет саднить занозой в совести, словно в маленькой, потемневшей коробочке и впрямь поселилась частица души неизвестного, но теперь очень близкого ему человека.