Алексей попытался себе представить его и не смог. Странно — им все более и более овладевало ощущение чего-то неопределенного, и это нечто, переполняющее чувства, было то букетиком незабудок, то серебряным звоном чешмы, то глубоким вопрошающим взглядом бабушки Лиляны, то рассыпчатым смешком Добрины, то ревнивой угрюмостью Митко… И стремительная, алой птицей летящая меж зеленых кукурузных волн машина Ангела создавала ритм этому ощущению.

— Смотрите, смотрите! — вдруг подалась вперед Добрина. — Это же Алеша, вон — впереди!

Алексей пригнулся и в обрамлении лобового стекла, как на увеличенной открытке, увидел на высоком холме знакомый силуэт солдата, в пилотке, в плащ-накидке, с опущенным автоматом в руке.

— Опять Алеша. Везде одни сплошные Алеши… — незлобиво проворчал Ангел. — Откуда заедем?

— Машину оставишь на площади, а поднимемся пешком, — сказала Добрина.

Через несколько минут они медленно поднимались по каменной, спиралью закругляющейся к вершине лестнице. То отставая от них, то обгоняя, в том же направлении двигались поодиночке, парами и даже с детскими колясками десятки, а может быть, сотни нарядно одетых людей. Издалека казалось, будто живая, пестрая, многоцветная река течет снизу вверх, многократно огибая холм.

— Всегда вот так. Весь Пловдив идет к Алеше, — сияя глазами, радуясь этому нескончаемому людскому потоку, проговорила Добрина.

— Перекурим, — тяжело дыша, предложил Ангел и, прислонясь к парапету, задымил.

До памятника было еще далековато.

— Эх вы, слабаки, — с насмешкой покачала головой Добрина. — А если бы вам девушку нести до вершины?

— Нам такие упражнения ни к чему… — шутливо отмахнулся Ангел.

— Вот-вот, — засмеялась Добрина. — У таких, как вы, турки всех девчат поотбирали бы…

Ангел, Митко и Алексей — все трое недоуменно переглянулись.

— Вон там, у подножия, — сказала Добрина, показывая через парапет вниз, — однажды собрался весь город. К болгарской девушке сватались два самых богатых турка. Она, разумеется, ни в какую. Тогда паша пригрозил: убьем отца. Девушка согласилась, но поставила условие: станет женой того, кто на руках поднимет ее на вершину горы. Паша условие принял. Весь город сбежался. Первый турок лез как бык, но за два шага до вершины упал. Второй, еще здоровее, тоже свалился, не дойдя одного только шага. И тогда из толпы вышел паренек — болгарин. «Позвольте, — сказал он, — мне». Паша засмеялся: куда такому тщедушному! «Ну хорошо, — разрешил он, — неси, а не донесешь — и твоя, и ее голова с плеч». Взял паренек девушку на руки и на первых шагах зашатался. Но несет! Постоит, постоит и дальше! Так и донес девушку до самой вершины. Паше делать нечего, уговор есть уговор. «Ладно, — согласился он, — пусть будет твоей, только открой секрет, где же ты, тщедушный, столько силы взял?» «А никакого секрета, — отвечал паренек, — вся сила в любви. Любовь-то и помогла подняться. Чувствую, что падаю, но посмотрю ей в глаза — и снова сильный…»