— Я люблю тебя, Аталина Баррет.

— Покажи. Покажи, как…

Осторожно склонившись над ней, прижался к грудям: налитым, нежным, пахнущим ванилью и близким молоком, ощутив, как напрягаются соски, потревоженные его губами и пальцами.

Долго целовал бархатные, сборчатые комочки плоти вокруг влажных коричневых бусин. Спустился ниже, к животу — сливочному и плоскому, тронул языком тёмный пупочек. Скользнул рукой вниз, стараясь не рычать от удовольствия, нашел гладкий холмик, погладил напрягшиеся губки.

— Ты сладкая здесь, Аталь. Пахнешь печеньем… Разведи ножки… Мне нравится смотреть, как ты раскрываешься.

Она всхлипнула, дрожа от возбуждения, развернулась, как цветок. Медленно, даже лениво, ожидая прикосновений жёстких пальцев и раскалённых губ. Тех самых, дарящих лёгкие ожоги, судороги и боль рождения.

Его девочка… Его бесстрашная девочка. Безрассудная Аталина. Если идти, то до конца. Если любить, то до смерти. Гореть — до пепла. Нет никакой середины, ни золотой, ни серебряной. Спалить за один раз всю охапку дров. Просто для того, чтоб согреть всех, кто оказался рядом…

Прикоснулся губами к розовому цветку, чувствуя, как сам уже готов истечь раскалённой лавой, растаять, взорваться внутри желанного тела. Не хотел торопиться, желая показать своей женщине, как может любить её. Как долго и как сильно.

— Пожар мой, мой пожар… — шептала медово и горячо, как в бреду, уперевшись в твёрдые плечи ступнями — КАК же ты это делаешь, НЕВЕРОЯТНО!

Скользнув тугими икрами, оплела стройными ногами его шею, выгнулась навстречу быстрому языку, звериному, раздвоенному — она точно знала это… И от этого знания сладко и больно тянуло внизу живота и горело в груди.

Тело следовало за плавными, ласковыми движениями, дрожало, переливаясь крупными каплями испарины, грозя завершить мучения спазмами быстрого оргазма. Корделл отпустил пару, поцеловал ноги — одну и другую. Развернув Аталину спиной к себе, приподнял, прижав к нежному животу девушки горячую ладонь.

— Выгни спинку, — прошипел хрипло — Сильнее, маленький.

Проведя рукой по изгибу спины, сжал ягодицы и, разведя их, вошёл между влажных складок, чувствуя возбужденной плотью внутренний жар тела пары. Аталь была все такая же тугая и нежная, роды не осквернили её, просто теперь тело ждало его, готовое принять в любую минуту.

Двигаясь в ней, осознавая эту готовность, он готов был разодрать себе глотку криком, и доказывать, доказывать, доказывать…