– Нет, она действительно любила меня!

– Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был обманут своей возлюбленной.

– За исключением вас, Шосс, ведь у вас никогда не было возлюбленной.

– Это правда, – сказал он грусно после минутной паузы, – у меня никогда не было возлюбленной. Выпьем!

– Но если так, философ, научите меня, поддержите меня, я ищу совета и утешения.

– Утешения? В чём?

– В своем несчастье.

– Ваше несчастье смешно, – сказал он, пожимая плечами. – Хотел бы я знать, что бы вы сказали, если б я рассказал вам одну любовную историю.

– Случившуюся с вами?

– Или с одним из моих друзей?

– Расскажите.

– Выпьем, это будет лучше.

– Пейте и рассказывайте.

– Это действительно вполне совместимо, – согласился Шосс, выпив свой стакан и снова наполнил его.

– Я слушаю, – замер в ожидании повествования Дартин.

Друг задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах. Он был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.

– Непременно этого хочешь? – спросил он.

– Прошу вас, – ответил Дартин.

– Хорошо, пусть будет так… Один из моих друзей… один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, – начал Шосс с мрачной улыбкой, – некий граф, родом из той же провинции, что и я, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь.

Сквозь свойственную возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась, она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях. Никто не знал, откуда они явились, но благодаря её красоте и благочестию её брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом.