С холма на холм, из перелеска на лыску и снова в перелесок — обычно она спала в дороге, но тут места в фургоне не оказалось. Смирная каурая кобылка бодренько топала копытами по грунтовке, а она впервые за неделю получила возможность подумать. Думать о чем угодно, а не о составлении и исполнении жесткого плана. Её не донимали вопросами, а она не очень прислушивалась к неспешным разговорам.

Лето…

Командир арьергарда столько раз проехал мимо них с тоской на лице, что Лилиан сжалилась:

— Лейтенант, тут невозможно заблудиться. Не растягивайте колонну, езжайте вперед.

— Точно не заблудитесь?

— Точно, точно.

Конный арьергард с облегчением помчался вперед — никто не любит растягивать порядки.

Уже через два часа, добравшись до лагеря, лейтенант понял свою ошибку. Потому, что услышав "Да они сказали сами доберутся…" граф полковник Иртон посмурнел, как грозовая туча перед бурей, и рявкнул:

— Разведвзвод и десяток стрелков ко мне! Рысью назад!

А ему сказал, глядя прямо в глаза:

— Ваши действия обсудим вечером. Свободны.

И означало сие грандиозные неприятности. Настолько большие, что командир не счел возможным делать ему выволочку при всех…

Стрекотали кузнечики, в перелесках пахло малиной и липой. Оказывается, лето уже в разгаре! Интересно, а тут липа-то растет?

Остановились на привал, перекусили сухим пайком. Собрались, поплелись дальше. Скорость передвижения определялась фургоном, в котором везли четырех раненых и Ингрид с ребенком — не гнали, чтобы не растрясти. И так-то выехали рано с точки зрения Лилиан. Лейф "висел" у фургона, а правили им так и оставшиеся при лазарете три сержанта — Осина, Полведра и Оселок.