– Нет, – признался Тис.

– Ты думаешь, я это так оставлю? – прищурилась Сиона. – Или рассчитываешь, что они опять совершат какой-нибудь подвиг и их будут носить на руках?

– А их носили? – удивился Тис.

– Нет, но славили, – сказала Сиона.

– Ты помнишь, как спасла мне жизнь? – спросил ее Тис, и рыночная площадь с помостом, на которой еще не нынешняя красавица, но уже прекрасная девчонка творила всякие чудеса, вновь предстала перед его глазами.

– Чего ты хочешь? – нахмурилась Сиона. – Тебя опять нужно спасать?

– То, что убило Оллу, целило не в нее, – ответил Тис. – Олла просто слишком близко подобралась к убийце. Целью был один из тех, кто сидел за этим столом. Поэтому их здесь нет. Но они вернутся, как только все разрешится.

– Как разрешится? – побледнела Сиона.

– Надеюсь, мирно, – прошептал Тис. – Но мне потребуется твоя помощь.

– Какая? – спросила Сиона.

– Пока не знаю, – замотал он головой. – Но я попрошу.

– Знаешь, – староста первого потока прищурилась и постучала пальцем по столу. – В таком случае постарайся разрешить все это до обеда. Иначе я все расскажу Гантанасу.

– Скорее всего так и будет, – ответил Тис. – Я подойду к тебе перед обедом. Или еще раньше.

* * *

Через три часа, когда Тис уже сидел в зале над трапезной, где собрались все ученики и даже все наставники и мастера и часть стражников, он вдруг понял, что не может вспомнить, что делал эти три часа. Точнее он мог сказать лишь одно, что половину одного из этих трех часов он стоял у шкафа в своей комнате и держал в руках свой меч, но не взял его с собой. Затем он почувствовал боль в руках, раскрыл ладони и увидел вырезанные ножом на одной ладони знак единства, а на другой – колесо святого нэйфа. И это тоже сделал он сам. Да. Пришел в кузницу к Габу, накалил старый нож и разрезал собственные руки. Если бы кузнец это увидел, то оторвал бы ему голову. Да, точно, он делал это уже на улице. И, кажется, просто обронил нож там же, потому что он был ему уже не нужен. Потом он пошел к гранитной вазе и унимал боль, прижимая окровавленные ладони к холодному камню. Кажется, даже плакал. Зачем он все это делал? И какой толк от его умений, если они проходят мимо его сознания? Обходятся без него самого?

Тис выпрямился и окинул взглядом просторный зал, в котором кроме витражных окон, скамей и стола наставника или рассказчика, за которым как раз усаживался Гантанас, ничего не было. Хотя этот зал был едва ли не самым уютным. Наверное, из-за огромных гобеленов с дивными рисунками, которыми были завешены все стены. Помнится Джор часами бродил вдоль этих стен, рассматривая удивительное плетение. Чья это работа? Почему он никогда не спрашивал об этом?