Пейтон опустилась на корточки с глубоким вздохом, словно ее тело покинули последние силы. Десмонд испугался, что она вот-вот упадет в обморок. Какой, должно быть, это стресс – держать в своих руках чужую жизнь, сознавая, что одно твое неверное движение способно ее оборвать.

Пейтон взглянула на Десмонда – как ему показалось, скептически. Затем вновь наклонилась к нему и, едва касаясь губами уха, спросила так, чтобы не услышала Эйвери:

– Дез, в чем дело?

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты делаешь вид, что не знаком со мной?

У него полезли глаза на лоб. Они ведь действительно не знакомы. Он бегло рассказал, как очнулся в Берлине, не помня, как туда попал.

– Нам надо поговорить. Ты должен кое-что узнать. Но сначала… – Пейтон осмотрелась, нашла свисавшую с потолка гарнитуру и надела ее на голову.

Десмонд тоже взял наушники.

– Эйвери! – позвала Пейтон прежним решительным, почти командным тоном. – Ханне нужно в больницу. Она потеряла слишком много крови.

Эйвери обернулась и посмотрела на Пейтон.

Десмонд почувствовал, что вот-вот вспыхнет еще одна женская междоусобица, и, чтобы разрядить обстановку, спросил, где они находятся.

– У побережья Кении, недалеко от границы с Танзанией.

– Что у нас по плану?

– Позвать на помощь, – коротко ответила Эйвери.

Десмонду показалось, что она нарочно не хочет ничего объяснять, – может быть, потому, что пассажиры отвергли и заставили изменить все ее предыдущие планы.

– Куда мы летим? – поинтересовалась Пейтон.

– В Момбасу.

– В Момбасе нет американского посольства. Даже консульства нет. Нас предупреждали на инструктаже. В Момбасе нет дипломатических представительств ни одной западной страны. Там слишком опасно, все они были вывезены много лет назад.

Помедлив, Эйвери ответила:

– В автобусном депо есть багажная камера с полевым комплектом.