— Какой жухляк его сюда опять послал?

— Наверное, эти, которых он сторожит.

— Между прочим, зря сторожит, хе-хе-хе…

Бесконечное «хе-хе-хе» размножилось и утихло под сводами. Ты ещё не смеёшься? — спросили гнусные шепотки. Почему ты вообще никогда не смеёшься?

— Потому что есть боль, которую не погасить смехом. Он как ненадёжный покров — тонкий и полупрозрачный, дающий увидеть то, что скрывает. И потому такой смех всё равно будет фальшивым. Лишённым даже искры веселья. Как у вас.

Эхо заухало, закрякало, пустилось в пряс с отскоками от стен. Острозубые усмешки теперь наплывали отовсюду. Останавливались на почтительном расстоянии — и таяли, и опять подплывали поближе.

— Чего желаешь, страж? — голоса сочились и переливались. — Всезнания? Неужто ты сам видишь так мало?

— Ухаха, опять напутали!

— Он видит не мало, он видит много!

— Слишком много видит, даже когда ничего нет!

— Как обернется, так и видит…

Мгновенная тишь полоснула наотмашь — будто оскальники на миг увидели то же, что Мечтатель, и это им ужасно не понравилось. После короткого молчания донесся развесёлый вопрос:

— Так чего ты не знаешь теперь, страж? Или ты к нам как раньше?

— Хых, поболтать, а потом сказать этим, там, то, о чем сам догадался…

— Ну, что уж поделать, если его там и в грош не ставят!

— А кого ставят?

— А Витязя ставят!

— Эхехехехехехе…

— Так зачем ты к нам, страж?

— Почему был уничтожен Холдонов Холм? — спросил наконец Мечтатель. Из тьмы с готовностью полетел зубастый, оскальчатый ответ: