Он сделал большой глоток и подумав, еще один. Сколько же спирта вливают в это пиво?

8

Должно быть, собака выскочила на дорогу как раз в тот момент, когда он подносил банку к губам. Впрочем, он не успел бы затормозить, даже если бы увидел ее раньше, — увлекшись, он слишком сильно нажал на газ, и огромный грузовик с ревом, едва заглушаемым музыкой, несся по ночной трассе.

С вялым любопытством он отметил, что время действительно замедляется, почти останавливается в критических ситуациях. Впервые в своей жизни он ощущал, что тело не поспевает за командами мозга. Его рука, та, что сжимала полупустую банку, безвольно застыла в воздухе, отказываясь опускаться. Нога, нарочито медленно уперлась в педаль тормоза и столь же медленно, словно испытывая сильное сопротивление, нажала на нее.

Ему показалось, что скорость грузовика начала уменьшаться, но мгновение спустя он понял, что его субъективное восприятие изменилось еще больше — теперь он видел окружающий мир покадрово, так, будто смотрел не в лобовое стекло, но в экран компьютера, не справляющегося с отображением сверхкачественного видеофайла. Вот пальцы, сжимавшие банку пива, наконец разжались, и она, вместо того чтобы упасть, подчиняясь силе гравитации, начала планировать, разбрызгивая вокруг янтарные капли. Теперь он мог опустить руку на руль, но рука двигалась медленно, слишком медленно. Собака приближалась — он отчетливо видел ее яркий черно-белый силуэт в ослепительном сиянии фар. При всем желании, он не мог, просто не мог, нажать на тормоз еще сильней — его инстинкты профессионального водителя просто не позволили бы ему пустить многотонную фуру в занос.

Пес был худым, вытянутым, как такса, но такса неестественно длинная. Странно, но собака не двигалась. Или ему, затянутому в водоворот замершего времени, лишь казалось так? Возможно, пес, застывший в нелепой, неестественной позе (передние лапы вытянуты в воздухе параллельно дороге, не касаясь ее; задние немного согнуты, как если бы собака приготовилась к прыжку, да и остановилась так), бежал изо всех сил, спасаясь от настигающей его доли? Но Кирилл видел абсолютно неподвижную скульптуру: на оскаленной морде ярко горели два фонаря, напомнившие ему сказки Ганса Христиана Андерсона о чудовищных собаках размером с дом, с горящими, огромными, как блюдца, глазами. Пасть, обрамленная хлопьями белой пены, — жуткие, черные в белом свете клыки — неужели он включил дальний? Когда, когда он успел это сделать?

Ближе. Еще на миллиметр ближе — господи, он же не повернет, просто не успеет! Рыжая в подпалинах шерсть, под которой бугрились напряженные в отчаянном усилии мускулы — что же это за пес такой, до чего странный, омерзительный, длинный… Длинный настолько, что уместно было бы добавить еще две лапы — они бы заполнили пустоту под втянутым животом…