Он согнулся пополам и, упав на колени, не почувствовав удара об асфальт, закашлялся, упершись ладонями в холодную твердь, и рыгнув сплюнул вязкий комок. Желудок выворачивало наизнанку, но он не мог вырвать, словно все проглоченное им пиво разом всосалось в кровь. Перед глазами плясали разноцветные круги, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и был рад этому, ведь небытие сулило забвение. Тогда он не будет думать о том, что находилось внутри салона. О… них…

— Зачем? — хрипло пробормотал Кирилл, — какого черта ты взял с собой семью? Ты… больной ублюдок… Ублюдок!

Он ударил кулаком об асфальт, злобно оскалившись от вспышки реальной боли. И еще раз, еще раз — кожа сдиралась при соприкосновении с шершавой поверхностью, саднила, но это была не та боль, что он ожидал. Слишком… слабая. Этого было недостаточно.

Как же так получилось? После такой аварии… он должен был умереть, погибнуть в корчах, исходя кровью. Но вот он, все еще пьяный, все еще омерзительно воняющий пролитым на себя пивом, стоит на коленях и боится посмотреть туда, где в черном, сплющенном салоне лежало… мясо.

— Ну что ж, — пробормотал он наконец и снова увидел, как изо рта его вышел пар, — теперь, во всяком случае, мне не нужно заботиться о грузе…

И расхохотался. Захотелось упасть на землю, и он вспомнил, как когда-то, сотни лет тому, он пригласил Сухарева на студенческую базу, своеобразную вольницу, на территории которой было разрешено и практиковалось практически все. Большую часть времени они курили траву и трахали барышень с филологического. Как-то одна из них, рыжеволосая худая девица по прозвищу Маша-Маша, сказала, крепко взяв Сухарева за подбородок: «Вот знаешь, сидишь ты тут, пялишься на меня, а хочешь что? Вставить, верно? Делать надо то, что хочешь, а то, ненароком, инфаркт — и все!» Она захохотала и потащила осоловело мигающего Сухаря в домик.

Воспоминание, промелькнув молнией, оставило после себя какой-то горький, полынный след. Почему он вспомнил об этом именно сейчас? Лишь потому, что ему хочется упасть на холодный черный асфальт и не мигая смотреть на желтую, разбухающую луну, висящую в небе испорченным яблоком, — никогда не видел такой. И смотреть, и смотреть на нее, пока она не упадет на землю и не погребет его под своей смрадной махиной? Или же причина в другом? Что же он натворил?

Кирилл еще раз ударил кулаком об асфальт — на сей раз, видимо, крепко задев надкостницу — костяшки отозвались свирепой звериной болью, и это было… почти то, что нужно.

Он встал, покачиваясь. Нужно было позвонить… в полицию, должно быть? Уведомить их о том, что он только что убил своего начальника и бывшего друга вместе с его женой и малолетним сыном. Возможно, добавить, что сделал это он не по своей воле, но находясь в состоянии алкогольного опьянения, подпевая почившему много лет тому рокеру и стараясь не навредить собаке, у которой слишком мало ног. Возможно, они поймут и простят его.