Он закричал, схватившись за голову, сжав ее в ладонях так, что почувствовал горячее биение пульса под пальцами. И тотчас же замолк, испуганный звуком собственного голоса.

Нужно было выходить из машины.

Охая как старик, Кирилл медленно открыл дверь, с удивлением отметив, что она открывается легко, черт возьми, куда легче, чем полагалось. Открывается клятая дверь, а ведь могла и заклинить, заклинить, да и рулевая колодка должна была пропороть ему грудину и разорвать сердце на части — он умер бы мгновенно, погрузился в черный омут вечного сна без снов, и не было бы необходимости выходить из машины, обходить ее и смотреть на то, что находилось под ней.

За дверью все та же тьма. Черный асфальт был бездонной пропастью — ступишь на него и провалишься. Кирилл осторожно спустился с подножки и глубоко вдохнул ночной воздух, теперь отдающий медью. Оглянулся — и на мгновение уверовал в то, что все происшедшее привиделось ему в кошмарном молниеносном сне — борт фуры казался неповрежденным. Но вот глаза по инерции скользнули ниже, и он увидел… странную, нарушающую все геометрические законы конструкцию из стекла и металла, невесть каким образом оказавшуюся под днищем грузовика. Поначалу он даже не понял, на что смотрит — чудовищно искореженная груда напоминала причудливую скульптуру, экспонат выставки, посвященной современному урбанистическому искусству.

Он сделал шаг вперед, и под ногами захрустели крошечные кусочки стекла. Подошел чуть поближе — не испытывая испуга, скорее озадаченный. Он ожидал увидеть машину, изуродованную, похожую на те машины, что ему доводилось видеть в ютубовских роликах, посвященных авариям на дорогах, но вместо автомобиля ему подсунули… это. Скрученный узлами, разорванный в невообразимых местах металлический ком, из-под которого черной маслянистой змеей ползла резко пахнущая смолянистая жидкость.

«Должно быть, масло… разлили масло» — подумалось ему. Он озадаченно посмотрел на пар, вырвавшийся изо рта, и только тогда понял, что произнес эти бредовые слова вслух.

Подошел еще поближе…

С этого расстояния в неверном свете желтой болезненной луны угадывались очертания, которые, во всяком случае когда-то, могли принадлежать машине или чему-то, что стремилось стать машиной, — больному уродцу, заготовке, смятой и отброшенной в сторону могучей рукой. Вот эти… эти бублики! Он засмеялся: эти бублики, несомненно, должны были изображать колеса, но кому, кому, скажите, могла прийти в голову больная мысль показать колеса именно так? Определенно, автор скульптуры — недоучка-неформал. Чертовы хипстеры! Он стиснул зубы, почувствовав, как крошится эмаль. А эта… это же дверь, верно? Плоская, двухмерная дверь, за которой, если присмотреться конечно, если просканировать взглядом то, что было задумано автором как салон, можно увидеть… увидеть…