– Слушаю тебя, сынок.

Жулик захлопал глазами, уставился на меня, как на неведомое чудо, и возмутился:

– Какой я тебе сынок, студент? Ты не перегрелся у костра, случаем? – Он раздраженно заелозил на скамеечке, которая жалобно заскрипела под его весом. Маленькие глазки походного интенданта открылись шире и стали меня буравить.

– Ну как же, любезнейший! Еще не так давно вы изволили заметить, что я для вас отец и мать, и даже больше! – Я постарался изобразить удивление и с отеческим осуждением, как взрослый на малолетнего проказника, вперил взгляд в снабженца.

Тот почесал лысый затылок и, подумав немного над моими словами, с кривой улыбкой, которая показывала его недовольство, ответил:

– Так это… я образно выразился. Так сказать, в знак благодарности за помощь.

– А-а, – разочарованно протянул я, – тогда другое дело. Что на сей раз привело вас, уважаемый, к нам в табор?

– Приданое орчанки, студент, – незамедлительно и по-деловому ответил толстяк, сложил пальцы, похожие на сосиски, в замок и продолжил: – Хочу его выкупить у тебя.

Ганга, хлопотавшая у костра, и магистр, который всегда крутился рядом с нашей поварихой, когда она готовила, внимательно на него посмотрели. Я покосился на них, перевел взгляд на толстого жулика и протяжно произнес:

– Интересно… Миллион золотых, уважаемый, и это не обсуждается, – с самой доброй улыбкой, какую мог натянуть на свое лицо, ответил я.

– Что-о-о? Студент, ты не ударился головой? Ему цена тысяч пятьдесят – шестьдесят, а ты миллион просишь! – Толстяк даже подпрыгнул на скамейке, услышав мое непомерное требование.

– Тогда вон с Гангой разговаривай. – Я сразу стал равнодушным и потерял интерес к снабженцу. – Это ее приданое.

Вытянул ноги и стал греться у костра, больше не обращая на снабженца внимания. Тот согласно кивнул и повернулся к орчанке.

– Рена, что у вас в повозках? – пропел он.

Девушка гордо вскинула голову и резко ответила:

– Я – тана!

– О, простите великодушно! – засуетился толстяк. – Конечно, конечно, тана. Так что в повозках? – Его голос сочился патокой, а пухлые щеки раздвинулись в улыбке.

– Я не знаю, – ответила орчанка и кивнула в мою сторону, – он знает.

Снабженец вновь повернулся ко мне, несколько сбитый с толку, но весьма решительно настроенный продолжить разговор.

– Может, вы, тан, скажете, что там? – быстро сориентировался пройдоха, вместо «студента», как обычно он обращался ко мне, называя меня таном.