Светлый фон

Дверь захлопывается. Теперь для рейхсляйтера нет никаких препятствий.

– Заниматься моим переубеждением бесполезно, – мрачно выдает Гитлер. – Еще раз спасибо, что в эти трудные минуты остаетесь со мной, спасибо и за все те счастливые годы плодотворной работы, спасибо за всё. У меня нет больше сил. Простите. – Гитлер закрывает ладонью глаза. – Идите. Идите… Идите же! – на грани эмоционального срыва шепчет он. – Оставьте меня, наконец, одного!

Геббельс медленно, словно к заднице приделали груз, встает с кресла и украдкой посматривает на Бормана. Борман не отрывает глаз от Гитлера, но боковым зрением замечает активность Геббельса.

Отвлечь адъютанта! – мелькает в голове Мартина. – Нужно было поручить кому-нибудь отвлечь чертового адъютанта! Ведь он болтается за дверями и влетит на малейший писк. Но дальше тянуть некуда, и так всё здесь на грани.

Отвлечь адъютанта! Нужно было поручить кому-нибудь отвлечь чертового адъютанта! Ведь он болтается за дверями и влетит на малейший писк. Но дальше тянуть некуда, и так всё здесь на грани.

Борман решительно подходит к Гитлеру и одной рукой зажимает ему рот. Другой достает из кармана шприц, но тот падает на пол. Геббельс некоторое время мнется на месте, но после того, как на лице Бормана появляется ужасающая гримаса настоящего зверя, быстро подбегает к столу и поднимает шприц. Гитлер упирается ногами в стол и резким движением отталкивает его. Со стола с грохотом падают канцелярские принадлежности и его собственный медный бюст.

– Коли! – отчаянным шепотом требует Борман, вперяя в бедного Геббельса зверские глаза.

Йозеф подносит иглу к шее фюрера, но в нее невозможно попасть.

– Коли как-нибудь! Иначе он сейчас задохнется!

Геббельс косо втыкает иглу в область под левым ухом и выдавливает содержимое шприца. Мощные рывки резко переходят в слабые конвульсии, и Борман чуть ослабляет хватку, чтобы дать ему воздуха.

– Кажется, спит, – осторожно отводя руку, шепчет Борман.

Они укладывают сладко посапывающего фюрера прямо возле стола. Йозеф заботливо подкладывает ему под голову папку с бумагами.

– Пойду решу вопрос с Отто, – говорит Борман. – Если он не прибежал на звук, значит, отошел. А тебя я попрошу сходить в санитарный блок и раздобыть носилки.

– Я его не оставлю, – заявляет Геббельс. – Вдруг в это время сюда кто-нибудь войдет? Не дай бог доктор, который начнет оказывать ему помощь, не ведая о том, что в его крови действует снотворное.

– Ты прав. Сиди с ним, я всё сделаю сам.

Выйдя за дверь, Борман обнаруживает адъютанта на другом конце коридора, подзывает его и якобы от лица фюрера сообщает, чтобы тот немедленно собрал всех в конференц-зале верхнего бункера. «Всех и немедленно!» – кричит рейхсляйтер, едва Отто решает напомнить, что выполняет приказы одного лишь фюрера. В других условиях этот трюк у Бормана не прошел бы, но сегодня, когда черт знает что творится и что будет дальше, верному Отто приходится молча кивнуть и бегом отправиться выполнять приказ всесильного начальника Штаба, заместителя фюрера.