— Сколько лет твоему отцу? — спросила она, весело подпрыгивая, когда они, держась за руки, возвращались из кино.

— Девяносто четыре.

— Ого! А почему вы переехали? Хочешь, угадаю? Чтобы быть ближе ко мне.

— Я иногда работаю ночью, а в старой квартире мне не разрешали подсоединиться к общей сети.

— Тебе бы таких соседей, как у меня. Все разрешают. Я для них вроде лохнесского чудовища. Ахают, приводят родственников, с такими жить можно.

На лестнице она спросила:

— Зайдем? — Дверь была приоткрыта. Вета стояла в дверном проеме, закрывая свет, электричество стекало с ее плеч как жидкость. Заметив, что он колеблется, она протянула руку, приложила палец к губам и втащила Костю в коридор. Квартира затихала, из-за закрытых дверей раздавались звуки раскладываемых диван-кроватей, позвякивание ложечек в стаканах с лекарствами, стук сбрасываемых на пол ботинок. Играла музыка, заикался и читал свои стихи ведущий телевизионной программы. Чтобы не пугать птиц, она включила маленький ночник и сняла туфли, птицы недовольно зашевелились. В клетке под потолком неторопливо, как в замедленном кино, двигался вдоль проволочной сетки длиннорукий уродец. Вета сунула руку в ящик на полу и достала таракана. Зеленые огромные глаза уродца радостно вспыхнули. Послышался хруст. Комната распалась — Косте показалось, что он попал снова в кино. Вета усадила его на диван и села рядом.

— Знаешь, кого я больше всего в зоопарке люблю? — спросила она. — Удава. Есть у нас змеюка с эту комнату. Смотрит на тебя и молчит. Все-все понимает. В глазах тоска, вспоминает свою Танзанию. Я, бывало, присяду около и говорю: «Нас с тобой двое. Ты в городе один и я одна». А вчера сообщила ему: «Ну вот, вас теперь двое. Цирк-шапито приехал, в нем тоже удав. Номер — «Человек и змея». Представляешь, дрессировщик его вокруг себя, как шарф, наматывает. Только приехали — удав заболел, из цирка звонили — спрашивали: как лечить? А мы тоже не знаем. Наш не болеет».

— Значит, ты за ним хорошо ухаживаешь.

— Могу и за тобой поухаживать. Циркачи вызывали врача из ветбольницы, тот пробовал сделать укол — сломал иглу, прописал покой, никаких выступлений, микстура и рентген желудка. Бред?

— Мне надо идти. Отец без меня не ляжет.

— Ну, иди, иди.

Когда они прощались на лестнице, Вета притянула его к себе и поцеловала в угол рта.

— Удивительный кадр, — сказала она. — Первый раз такого встречаю. Ты не думай, я сама такая же: второй раз в жизни целуюсь. Ну, беги, хранитель огня!

Не успел Костя захлопнуть дверь, как на его голову свалился со шкафа венский стул.