Стрелки часов передвигались, час открытия симпозиума приближался.

Открытие прошло неплохо. Гостей встречали у входа. В вестибюле стояли столы, на каждом красовалась табличка с написанными от руки латинскими буквами, приехавшим выдавали нагрудные знаки с прищепкой на манер бельевой, программку, отпечатанную на трех языках, и чемоданчик, обшитый искусственной кожей. Гости ходили по лабораториям, трогали кнопки персональных компьютеров и как дети радовались, когда на экране выскакивали фамилии писателей или марки автомобилей, составивших славу их стран.

Прогремел звонок, и юркие переводчики стали приглашать гостей в конференц-зал.

Темноволосая, строго одетая женщина, взойдя на трибуну, открыла симпозиум. Виктория Георгиевна приветствовала гостей на трех языках, причем на каждом без видимого труда. Затем она рассказала веселую историю, как ее знаменитого предка чуть не съели на одном из островов Тихого океана, когда он нарушил церемонию открытия праздника. Рассказала об институте и закончила предложением каждому внести свой вклад как в сокровищницу литературной критики, так и в теорию механических экипажей. Она подчеркнула важность работ над более экономичными двигателями и важность исследования творчества полузабытых литераторов прошлого, похвалила стремление внедрить электронику в изучение фольклора и в улучшение зажигания и призвала участников симпозиума не останавливаться на достигнутом.

— Трос может быть еще короче! — закончила она под одобрительный смех (даже гости были наслышаны о ее спортивных успехах).

Первому она дала слово академику из столицы. Тот сумел взойти на трибуну без помощи приехавшего с ним аспиранта, а затем довольно внятно изложил свои взгляды на проблему классификации блох. Несмотря на то что его сообщение не имело отношения к теме симпозиума, его выслушали со вниманием, а призыв выделить сусличью блоху в отдельный подотряд даже вызвал одобрение. Понравились и слайды, на них ученый показал места, в которых проходят обычно блошиные конгрессы, — города, полные цветов, птиц и красивых женщин.

Затем слово получил доцент, изучивший взаимное влияние матросского сленга Архангельска и Саутгемптона, куда, как известно, уже в XVI веке ходили с грузом так называемые «икряные корабли». Икру любили все, даже гости из Центральной Америки, и поэтому выступавшего тоже проводили аплодисментами.

Сообщение о реечной передаче на передние колеса при поперечном расположении двигателя было выслушано не более чем вежливо, зато неизданные письма Есенина к женам приняли на редкость тепло. Оратор допустил ошибку, включив в доклад неосторожное утверждение, будто настоящее критическое осмысливание писем возможно только после их издания отдельной книгой. На трибуну тут же взобрался маленький австралиец и сказал, что он не согласен с выступившим и что у него есть пример того, как критика может существовать, несмотря на отсутствие книг.