Уваров кликнул денщика, и тот аккуратно протиснулся в кабинет.

— Как звать? Давно в армии?

— Томаш Гмыза я. Пяць лет служу, ваша прэвасхазицельства.

Генерал поморщился: несмотря на солидный срок службы, денщик все равно говорил с очень сильным литвинским акцентом, «дзекая» и «гэкая».

— Что ты хотел мне рассказать?

Томаш немного помолчал, потом заговорил.

Поначалу Тучков вспылил и чуть не выставил Уварова с денщиком за дверь. Но Томаш говорил уверенно, спокойно, и было в его словах что-то, что заставляло ему поверить.

И Сергей Алексеевич поверил.

* * *

Дверь глухо лязгнула и отворилась.

— Ваше превосходительство, — осторожно позвал офицер, — к вам посетитель. Изволите пропустить?

Тучков вздохнул и отложил перо. Кого там черти принесли? Родные вроде были вчера, сказали, мол, мы ничему не верим, не мог ты приказ нарушить и себе все забрать. Да и остальные вроде уже перебывали все.

Вошел Чичагов. Арест Тучкова бросил на него тень, по столице упорно ходили слухи, что это он помогал (а то и приказал) Тучкову вывезти сокровища из дворца. Но в опалу Чичагов попал по другой причине.

По крайней мере официально.

Сергей Алексеевич тяжело поднялся с табурета — Чичагов был младше по возрасту и мог простить, если бы Тучков остался сидеть, но генерал считал себя обязанным соблюдать субординацию даже в камере.

— Не надо, не надо, — замахал руками контр-адмирал, — оставьте, Сергей Алексеевич, не на службе.

Тучков благодарно вздохнул и опустился обратно. Чичагов присел рядом, на застеленную постель.

— Я, Сергей Алексеевич, по делу к вам, — начал он, доставая запечатанный конверт и показав его Тучкову. — Я хоть и сам в опале из-за Березины, но третьего дня удалось мне добиться, чтобы вас перевели под домашний арест. Хватит, насиделись уже в казематах.

— Спасибо, — растрогался Сергей Алексеевич, — спасибо.

— Не стоит, право слово. — Чичагов отмахнулся, тщетно пытаясь скрыть смущение. — Мне не сложно было.