— Ты — чужой. Нельзя.

— А кому можно? Дети Доминика в замок до сих пор не вернулись. И вряд ли вернутся. Что будешь делать?

Домовой шмыгнул носом:

— Ждать.

— Долго?

— Всегда.

— Почему? — удивился Тучков. — Хозяин твой сбежал, из-за него прямая линия несвижских Радзивиллов пресеклась, потомки его на чужбине. Сын Доминика к тому же незаконный. Так что заставляет тебя ждать? Почему ты хранишь верность им?

Домовой попытался непослушными пальцами распутать комки волос на животе. Не получалось. Он долго молчал под мерный стрекот цикад, прежде чем сказать:

— Я еще Лидзейке[37] служил. Из первой хаты в валенке выехал. До дворца доехал.

— Лидзейке? — изумился Тучков.

— Да.

— Выходит, — протянул Сергей Алексеевич задумчиво, — больше десяти веков с гаком… И ты готов им служить. Несмотря ни на что. Тебе худо, но других хозяев ты не ищешь. Почему так?

— Доля такая, — пожал домовой плечами. — Доля.

— Доля, — повторил за ним Тучков. — Служить и ждать. Не искать других хозяев. Не ждать признательности.

Домовой молчал, смотрел больными глазами куда-то в сторону и молчал.

— Послушай, ты это… — Сергей Алексеевич примолк, потом хрустнул пальцами, решился: — Ты не держи на меня зла, что просил у тебя сейчас сокровища. Не нужны они мне — не буду я оправдываться так. Служишь — служи. Оба будем служить. Ты как умеешь, я как умею. И вот что… Я теперь знаю, какое главное сокровище потеряли Радзивиллы.

Домовой выпрямился, в глазах мелькнул огонек.

— Возьми, — на широкой мозолистой ладони домового незнамо как возник чубук красного дерева с затейливой резьбой. Тот самый, который Тучков курил во дворце Радзивиллов.