Я не стал отвечать голосу, а просто шел по коридору вперед, зажмурившись от яркого света, чувствуя, как каждый луч пронзает меня насквозь, как боль пытается захватить мой разум. Казалось, я начинал гореть изнутри, и ни о какой магии не могло быть и речи, даже море в моей душе как будто замерло — этот свет не нравился и ему. Но мне было плевать на боль и страх, я шел твердым шагом вперед. Там, привязанное цепями к кресту, висело изломанное тело, огненные волосы струились вниз, закрывая от моего взора страшные раны. Всего лишь на миг меня посетила догадка, что она мертва, она не шевелилась, я не видел в ней жизни, и злость во мне начала закипать огненным вулканом.

Но вот я услышал стук в её груди, что заставило меня ускорить шаг, а голос, который лился сверху, со второго этажа, где стояли сотни людей, все не прекращал говорить. Сокрытой тенью, его не мучал свет, ведь только низ зала был освещен светом жизни.

— Как тебе свет, Синигами?! — раздраженно прокричал голос, видя, что во мне ничего не изменилось, и я даже не скривился от боли. — Усилить свет! Ты слышишь меня, Синигами?

— Слышать мертвецов это моя обязанность как Синигами, — тихо ответил я ему, приблизившись к огоньку еще на десять шагов. В её глазах не было той искорки, что была всегда, и она на меня не смотрела. Её истерзанное тело было порезано с умом, били по сухожилиям, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Но все это меркло перед тем, что на её руке мерцала видимая в прозрении до боли знакомая руна, а на шее находился особый рабский ошейник, блокирующий магию, о таких ошейниках я не раз слышал в пустынях. При желании хозяина он может придушить раба, перекрыв ему доступ к воздуху, пытать болью, и конечно, при приказе хозяина как бритвой отделить голову невольника от тела.

— Синигами, тебе отсюда не вырваться, но вот твоя сестра может уйти, — с усмешкой прокричал голос, а с балкона на каменный пол пещерной залы упал металлический предмет с громким звяканьем. — Перережь себе горло, и тогда она уйдет, и мы не будем её преследовать. Тебе дают слово пять великих кланов, а откажешься — умрёте вместе.

Свет усилился и начал обжигать меня еще сильнее, моя внутренняя тьма бесновалась, но я смог отсечь эмоции, которые должны были свести с ума. Я приблизился к Астрид, проигнорировав нож, что лежал на свету и сверкал своим лезвием. Они врали, мне не выйти отсюда, я убил слишком многих людей, что им дороги. Да даже если они отпустят Огонька и сдержат свое слово. Её жизнь будет напоминать вечный, бесконечный побег, на её левой руке тускло поблескивала руна, практически не видная в прозрении. И кто-то другой не придал бы ей значения, но не я. Я знал эту руну очень хорошо, там, в другом мире, это был смертельный приговор.