Но пока у нас лишь конура в недрах стылой горы. Я мог побиться об заклад, что Мика уже договорился с комендантом базы: конура — только наша, даром что она четырехместная.

— Да, а как ты тут оказалась? — спросил я жену.

— Ты не рад, что ли? — прищурилась она.

— Я рад. Просто не ожидал тебя здесь увидеть.

— Да очень просто. Была на званом вечере у герцога Чадского, князь Оксенхаузен добился, чтобы меня включили в список приглашенных, он интересовался партией глушилок… небольшой партией, их все труднее толкать, у всех уже есть глушилки… короче, князь подводит ко мне одного виконта, тот делает условный знак…

— Штукатур? — догадался я.

— Ага. Увел меня потихоньку, завез в какую-то глушь, передал другому пилоту, и вот я здесь. Ловко, правда?

— Разумнее было остаться в Столице, — сказал я. — Базу могут накрыть.

Джоанна наморщила носик.

— Кто бы говорил о риске… Сам-то, а? Я видела, как ты бегал под пулями. Да все тебя видели, рыцаря без страха и упрека… Кумиру миллионов, значит, рисковать можно, а мне нельзя, так, что ли?

— Именно так.

— Вот уж не знала, что мой супруг такая жадина!

Я совсем уже собрался было прочесть ей нудную нотацию насчет того, что риск ради дела и риск ради прихоти — два разных риска, но тут меня посетила неприятная мысль.

— Слушай, дорогая, а чего хотят штукатуры? Не за мной ли ты приехала?

Она приложила палец к губам.

— Поступай как хочешь. Но…

— Ага, значит, ты приехала меня уговаривать?

— Уговоришь тебя, пожалуй… Черта с два. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. На что мне еще надеяться?

Это был уже другой разговор, и семейная склока не состоялась. Но стало ясно: Джоанну направили сюда ради того, чтобы понемногу обработать меня и в конце концов уломать. Старая карга Таврическая пуще прежнего держится за свой план сделать из меня императора на коротком поводке.

Ну, пусть. Мечтать, говорят, не вредно.