– Господи, Джанет, я выпью сок, но этот кофе слишком для меня крепкий.

– Крепости больше – действует дольше! – провозгласила Энджел. Сегодня ее привычный южный акцент куда-то подевался, сменившись маниакально дерзким выговором гетто. Джанетт оставалось только гадать, сколько стаканов особого кофе уже поглотила Энджел. Ей он определенно не казался слишком крепким. – Доза мощна, пей до дна, если ты не страдаешь безумием и не хочешь стать мумией.

Одна из женщин крыла А уставилась на нее.

– Если это рэп, дорогуша, давай вернемся к диско.

– Не прикапывайся к моим рифмам. Мы оказываем вам услугу. Сейчас не пьешь – скоро заснешь.

Однако хорошая ли это идея – оттягивать неизбежное? Поначалу Джанетт думала, что да, подстегиваемая мыслями о сыне, но теперь вновь навалилась усталость, и она чувствовала, что крах надежд совсем близко. И не очень-то они оттягивали неизбежное. Когда они поделились идеей суперкофе с дежурной Лэмпли, в тюрьме спали только три женщины, но теперь их число увеличилось. Джанетт этот вопрос не поднимала, и не потому, что боялась известной на всю тюрьму вспыльчивости Энджел. Просто сама идея что-либо обсуждать казалась утомительной. Сама она выпила три стаканчика особого кофе, точнее, два с половиной, на третьем желудок взбунтовался, и все равно чувствовала, что вымотана донельзя. Словно прошли годы с того момента, как Ри разбудила ее, спросив, а наблюдала ли Джанетт когда-нибудь за квадратом света из окна, который соскальзывал со стены на пол и полз по нему.

Я просто не могу обращать внимание на какой-то квадрат света, ответила тогда Джанетт.

А по мне, ты просто не можешь не обращать внимания на квадрат света, возразила Ри, и теперь этот разговор крутился в голове Джанетт, словно какой-то безумный буддистский коан. Не можешь не обращать внимания – это что-то нелогичное? Или все-таки логичное? Вроде бы есть правило, что двойное отрицание – это утверждение. Если так, все логично. Может…

– Эй! Постой, подруга! – взревела Энджел и резко толкнула тележку задом. Она врезалась Джанетт в промежность, заставив Джанетт временно очнуться. Особый кофе выплеснулся из кофейников, сок – из кувшинов.

– Что? – спросила она. – Какого хрена, Энджел?

– Это моя землячка, Клавдия! – крикнула Энджел. – Эй, крошка!

Они прошли по коридору крыла А футов двадцать. В камере дезинфекции, на скамье у контейнера с «Квеллом»[29], сидела, ссутулившись, Клавдия Стивенсон, известная среди заключенных (да и среди дежурных, хотя они не называли ее так в присутствии заключенных) как Бомбовая Клавдия. Но ее тело уже не было таким, как десять месяцев назад. За это время мучное и галлоны тюремной подливки добавили ей тридцать или сорок фунтов. Ее руки лежали на коричневых форменных брюках. Смятая роба валялась у ног, открывая спортивный бюстгальтер размера XL. Буфера у Клавдии, подумала Джанетт, по-прежнему восхитительны.