В одном конце чердака мотылек бился о грязное стекло. Лайла подошла, чтобы освободить его. Но раму заклинило. За спиной раздался скрип: Тиффани поднялась по лестнице. Она отодвинула Лайлу в сторону, достала карманный нож, острием прочистила края рамы, и окошко открылось. Мотылек улетел.

Внизу снег лежал на заросших сорняками лужайках, на разрушившихся домах, на ржавом патрульном автомобиле Лайлы на подъездной дорожке миссис Рэнсом. Лошади Тиффани что-то обнюхивали, ржали о чем-то своем, обмахивались хвостами. Лайла смотрела за свой дом, за бассейн, который она не хотела и за которым следил Антон, за росшие во дворе вязы, насчет которых он оставил записку. Рыжий зверь выбежал из тени соснового леса, подступавшего к микрорайону. Лис. Даже на таком расстоянии Лайла видела, как блестит его зимний мех. Как же быстро наступила зима!

Тиффани стояла посреди чердака, сухого, но холодного, особенно с открытым окном. Она протянула Лайле коробочку «тик-така».

– Хотела съесть все, но это было бы неправильно. На моей преступной жизни поставлена точка.

Лайла улыбнулась и сунула коробочку в карман.

– Объявляю тебя реабилитированной.

Женщины стояли в футе друг от друга, глядя друг другу в глаза, выдыхая пар. Тиффани сняла шляпу и бросила на пол.

– Если ты думаешь, что это шутка, то напрасно. Я не хочу ничего брать у тебя, Лайла. Ни у кого не хочу ничего брать.

– А чего ты хочешь?

– Собственную жизнь. Ребенка, дом и все такое. Людей, которые будут меня любить.

Лайла закрыла глаза. Все это у нее было. Она не ощущала присутствия Джареда, присутствия Клинта, но помнила их, помнила свою жизнь. Они причиняли боль, эти воспоминания. Напоминали силуэты на снегу, снежных ангелов, которых они делали в детстве, но с каждым днем эти силуэты расплывались все сильнее. Господи, как ей было одиноко.

– Это не так уж много, – сказала Лайла и открыла глаза.

– Для меня – много. – Тиффани протянула руки и приблизила лицо Лайлы к своему лицу.

6

Лис бежал от Сосновых холмов, через Тримейн-стрит, в заросли озимой пшеницы, которая выросла на дальней стороне. Он охотился, вынюхивая впавших в спячку бурундуков. Лис любил бурундуков – хрустящие, сочные, – а на этой стороне Дерева, не потревоженные человеком, они стали совсем беспечными.

Через полчаса поисков лис нашел маленькое семейство в норе. Они не проснулись, даже когда хрустели у него на зубах.

– До чего вкусные! – сказал он себе.

Лис побежал дальше, в густой лес, направляясь к Дереву. Задержался ненадолго, чтобы обследовать заброшенный дом. Помочился на груду книг на полу, обнюхал стенной шкаф, в котором лежало истлевшее постельное белье. На кухне из холодильника доносился дразнящий запах протухшей еды, но попытки открыть дверцу результата не принесли.