Кэмпбелл перестал лезть к Маркусу с тех пор, как тот после избиения в медсанчасть попал. По крайней мере, Рив больше не видел никаких попыток причинения физического вреда со стороны надзирателя. На словах-то Кэмпбелл регулярно поносил Феникса на чём свет стоит, но от ругани в свой адрес ещё никто не умер. Возможно, всё дело было в том, что Маркус как-то изменился. Рив не сказал бы, что тот прямо воспрянул духом, ведь на Феникса по-прежнему было жалко смотреть. Но Маркус явно о чём-то всё время размышлял, и всё это началось после встречи с Прескоттом. Может, ему пообещали досрочное освобождение, а может, и вовсе ничего. Рив понимал, что гадать можно до бесконечности. Вероятно, Прескотт просто был лучшим другом отца Маркуса. Но что бы там ни было, настроение у Феникса хотя бы немного улучшилось.

— «Ну, Ярви теперь придётся держать Кэмпбелла на коротком поводке. Я вписался только за то, чтобы не дать вам, мудакам, замочить нашего солдатика», — Рив умолк, не желая показывать остальным, что действительно переживает за Маркуса. — «Кстати, могу курево подкинуть, если дадите что-нибудь почитать».

— «А что, Феникс узнал что-то такое, о чём мы и не догадываемся?» — вновь опустившись на колени, Лёшарс взглянул на дверь, которая вела к огородам с плодовыми растениями. Именно там Маркус и работал всё время, когда не получал наряд по уборке. Когда он уже не мог больше копать, орудовать граблями или пропалывать очередной клочок почвы, или когда становилось слишком темно, чтобы можно было нормально работать, то Феникс оставлял свой труд, принимал душ, прижавшись спиной к стене, а затем запирался в своей камере и сидел там, пока не наступала пора вновь приниматься за работу. — «Он питаться нормально начал и упражнения стал делать. Как им это удалось? Неужто пригрозили засунуть ему эту их сраную трубку для кормления в нос и заставить его принимать пищу?»

— «Ага», — отстранённо кивнул Вэнс. — «А может, ему рассказали, что случилось с беднягой Брэнданом. Если трубку неправильно вставить, то тебе пиздец, помрёшь сразу».

Эдоуэйн не сводил глаз с двери, ведущей к огороду.

— «Ну так пойди и спроси у “шестерёнки”, не хочет ли он уже внести свой посильный вклад в общее дело», — сказал он.

Рив понимал, что Эдоуэйн всё ещё не забыл прошлую войну. Он до сих пор называл солдат армии КОГ “шестерёнками”, будто бы это звание у них такое было. Эдоуэйн считал себя политическим заключённым, как будто его мотивы подорвать к херам всю Дормеру чем-то выгодно отличались от мыслей Рива, который, нажимая на спусковой крючок, думал лишь о том, как бы денег получить и не попасться.