Объявление появилось в сети инфонета в пять тридцать утра по местному времени. Компания «Эксприм» сообщала об отправке экспедиции за пределы Внешнего Кольца, в почти не изученный галактический сектор вне пространства Содружества Разумных Рас. Пунктом назначения значилась планета земного типа SB-2 b, признанная перспективной для колонизации, но пока ещё мало исследованная.

Иные подробности в объявлении отсутствовали, лишь пометка «срочно» и лаконичный список вакансий: исследовательскому судну требовался экипаж. В графе «оплата» значилась более чем скромная сумма в условных галактических кредитах. Тем не менее шанс оказаться счастливчиком, которому достанется должность пилота, был не слишком-то велик. Один к восемнадцати, по подсчётам Иккейна Ревиваля: именно столько потенциальных соискателей насчитывалось в непосредственной близости от места швартовки корабля, в крупной человеческой колонии Нова Мондо.

Две трети этих соискателей прочтут сообщение не раньше восьми утра. А из самых ранних половина не решится на столь сомнительное мероприятие. Шанс повышался до одного к трём. Но полагаться на везение не входило в планы Иккейна. Около двух минут потребовалось ему, чтобы найти скудные сведения о компании в открытом доступе инфонета. Ещё минута – на поиск досье капитана корабля. Доли секунды – на принятие окончательного решения.

В пять тридцать пять пальцы завершили свой стремительный танец по виртуальной клавиатуре – и принудительно закрытая вакансия пилота исчезла из сети. Равно как и вакансия бортового инженера, куда Ревиваль вписал имя Риты Хорни. Нечестно? Ну разумеется. Зато теперь можно не опасаться появления других претендентов на место.

Через мгновение после того, как голографическое окно мигнуло уведомлением «отправлено», на плечо Ревиваля опустилась узкая ладошка. Мягко скользнула вверх, взъерошивая его короткие, только-только начавшие отрастать волосы. С величайшей осторожностью коснулась металлических скоб, скрепляющих длинную полосу шрама от затылка и вдоль всего позвоночника. Аккуратно погладила кончиками пальцев, безмолвно спрашивая: «Ещё болит?». Иккейн не вздрогнул и не отстранился. Привыкнуть к этим прикосновениям оказалось на удивление легко. Обнаружить в себе потребность прикасаться в ответ – ещё и приятно.

Было и другое чувство. Иккейн назвал бы его прикосновением к душе, если бы был точно уверен в её существовании. Но оно и не нуждалось в названии. Чтобы ощутить его, довольно было просто посмотреть в глаза.

Глаза, которые были самым первым, что он увидел, придя в себя в восстановительной капсуле. Глаза, полные слёз. И чего-то ещё: незнакомого, непостижимого, но заставившего сердце с тяжёлым уханьем толкнуться в грудь, заставившего обрывать подключенные к рукам трубки, не обращая внимания на окрасившую восстановительный раствор кровь, и тянуть, тянуть руку, чтобы прижать её к ладони по ту сторону стекла…