– А тебя, похоже, даже убивать не надо – ты можешь успешно угробить себя и сама, – Кристоф не удержался от усмешки, когда женщина моментально вскинула голову, обжигая его чёрным огнём взгляда. – Давненько не виделись, Иррэн.

Она вскочила из-за стола, опрокидывая кресло, и мигом выхватила пистолет.

– А ты всё никак не подохнешь, а? – оскал кривой ухмылки и ядовитый сарказм в голосе с трудом скрывали её потрясение. – В аду был неприёмный день?

– Ну что ты. Просто хотел уступить тебе право попасть туда первой.

Иррэн напряжённо хмурилась.

– Как нашёл?

– Хреново заметаешь следы.

– Брехня.

Кристоф промолчал. Ни к чему ей знать, что он чувствовал, когда поиски привели к слухам о её смерти. Распускаемым, вероятно, ею же самой. Но тогда он этого не знал.

– Ну и чего тебе надо? – недовольно поторопила Иррэн. – Пришёл-таки доделать дело? Спокойно не живётся, пока не вышибешь мне мозги? Чертовски мило. Я бы даже была польщена, только вот подыхать я пока что не собираюсь. А ну стой на месте, мать твою!

Рука с пистолетом дёрнулась, когда Кристоф подступил на шаг ближе. Иррэн нервно облизнула губы.

– Зря ты пришёл. Раз уж повезло выжить во всей этой хренопляске – и жил бы себе спокойно. А если так уж припекло отомстить – придумал бы чего поумнее, чем заявляться так открыто. Но теперь-то уж один хер не переиграешь. И живым отсюда не уйдёшь.

Она была похожа на ощерившуюся дворовую кошку, загнанную в угол и намеренную драться насмерть. Да и чего он, собственно, ожидал? Что она с порога бросится к нему на шею?

В голове уже крутились возможные варианты отступления. Перевернуть стол, откатиться под его защиту, выхватить оружие. Вынудить Иррэн занять оборонительную позицию и улучить возможность скрыться, пока на звуки выстрелов не сбежалось полстанции. Или просто пристрелить её к чёртовой матери – как нужно было сделать ещё очень, очень давно. До того, как он понял, что не сможет.

Равно как и уйти.

И что теперь оставалось? Только смотреть. Смотреть на неё – живую, настоящую, самую, мать её, ненавистную женщину во всей грёбаной Вселенной, которую он никогда не мог назвать своей, которую он больше всего на свете хотел назвать своей. Смотреть, вероятнее всего, в последний раз.

На буйную копну чёрных волос, на кривящиеся в извечной ухмылке губы, на оголённые угловатые плечи, на подновлённую татуировку, среди чёрной вязи которой чуть ниже ключицы раскинула крылья новая птица. Белая.