— А что, разве ваш сын не может сходить за листьями? Она пусть занимается ребенком, он будет снабжать гусениц листьями. — Малика перешла на строгий тон. — Кстати, о кормах в этом году особенно не надо будет беспокоиться. Создали две бригады, они будут развозить листья тутовника по домам.

— Все равно, женщине с первенцем будет тяжело, неужели вы не понимаете, Малика-хон. Обойдитесь нынче без нас, будем живы — в следующем году выполним двойную норму. — Старуха взмахнула широкими рукавами. — Малика-хон, милая, не откажите нам.

— Не уговаривайте, не могу. — Малика сказала это твердо и поднялась из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Это как раз такая просьба, которую не могу выполнить и я. Шелкопряда нам выделили из расчета на число жителей. Куда же я его дену, если вы откажетесь, потом кто-нибудь еще?

Малика, конечно, замечала, как действует на подчиненных этот ее жесткий непреклонный тон, но так было проще, удобнее, быстрее. Люди сразу понимали, что нет смысла тянуть дальше, что-то говорить, доказывать. Вот и старуха сразу замолчала и, немного помедлив и, видимо, собираясь с силами, поднялась и пошла к двери. Только в дверях она обернулась, окинула Малику каким-то удивленным взглядом, как будто говоря про себя: «Ах, какая беда, какая беда! У такой красивой девушки совсем нет души!»

Малика уже привыкла к таким взглядам, председателю надо уметь отказывать, это работа, и она научилась это делать. Малика дождалась, когда старуха вышла, и закрыла за ней дверь. Каждый хочет, чтобы его поняли, кто же будет понимать ее?

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дома жена белила комнату, в которой обычно выкармливала шелкопряда. Камалу, только что видевшему Малику во всей ее расцветшей пышной красоте, Нигора показалась не только неряшливой, просто уродливой: подпоясанная какой-то веревкой, в стоптанных калошах на босу ногу, заляпанная известью… Молодо и живо сверкнули только глаза на закутанном в белую хлопчатобумажную косынку лице. У Камала не было желания даже говорить с ней, он повернулся и, не заходя в дом, тяжело присел во дворе под навесом, как человек, утомленный дальней дорогой.

С тех пор как они поженились, Нигора не помнила случая, чтобы они с Камалом разговаривали друг с другом, как должны говорить муж и жена. Камал рано уходил на работу, возвращался поздно, его не интересовала жизнь семьи, он не спрашивал, как жена управляется по дому, если выпадало свободное время, он проводил его, лежа на подушках с книгами. Даже ее причитания о том, что не пристало семейному человеку заниматься такими несерьезными делами, не мешали ему, собравши вокруг себя своих троих сыновей, читать им какую-нибудь сказку, а стоило ему вырваться в город — можно было не сомневаться, он не забудет привезти увесистую связку книг. Зная нрав мужа, Нигора не ждала, что он объяснит ей и свой неожиданно ранний приход, и расстроенный вид.