Эрлан чувствовал, какая она горячая и смотреть не мог. Желваками играл, упорно пейзаж рассматривая, а внутри все ходуном ходило, дребезжало как полка с посудой. И вина ела, и весь мир готов был разорвать от безвыходности.

Лири вернулся, амин и настой принес.

Эрлан сел, придерживая жену и бросил Лале:

– Полотно дай.

На удивление ни кричать, ни перечить не стала – подала, помогла Лири амин в рот Эйорике втолкнуть. Эрлан смачивал ткань в настое и обтирал красную, мокрую от пота жену, и сам не заметил как весь в ней уже, не обтирает – любуется, тоску как ком в горле сглатывает. Понял, что еще пару минут и переступит все, зачеркнет, переломает и себя и все чем жил – ради нее.

Положил на постель и ткань в руку Лале впихнул.

– Обтирай чаще, – прохрипел и вышел на негнущихся ногах.

Дверь закрыл и кулаками в стену въехал, заорал про себя. Только на кого?

Припал к стене плечом и в окно в коридоре уставился.

Ну, хорошо, сохранит он верность предкам и закону. Поступит как должно, не переступит, к ней больше не подойдет, потом требование ответное выдвинет… и что? Как он без нее дальше жить будет?

А как жить с Эей? Каждый час помнить, чья она дочь, а потом и в чертах собственных детей видеть образ врага, убившего их деда и бабушку по отцовской линии?

Стоит решить все разом, отрезать и не затягивать агонию расставания – сходить к Хранителю и выдвинуть встречное требование!

И нащупал кулон на груди, сжал его, понимая, что не снимет его и умирая. А еще четко осознал, что не повернется у него язык сказать, что отказывает Эйорике в защите и опоре, что требует разорвать узы и освободить друг от друга – и ее, и его. Возможно, она захотела стать свободной, да он не хочет освобождаться от нее. Даже все понимая и принимая – не хочет и не может.

Эрлан отодвинулся от стены и нехотя прошел к окну, сел на подоконник.

Остаться не мог, и уйти был не в состоянии.

Лала кинула полотно на стол и села. Эрика притихла, бледная стала, но в себя так и не пришла. И опять она одна, и опять бросили.

"Я бы такое не простила", – подумала и поежилась, гоня от себя мысли об Эрлане и Эберхайме.

Страшно думать на месте Эи оказаться, это со стороны рассуждать можно, а если себя коснется, так хоть с обрыва прыгай. Вот она с Самером тоже не пара, и хоть дружат, и вроде он к ней расположен, а толк? Знает, что будущего нет и тошно. И ни порвать не может, ни дальше двинуться – закон! А тут уж свиты, дите даже было. Понятно, что им тяжелее в сто раз.

Но, тем более, как можно расставаться из -за родителей? Пусть самых при самых отвратительных, пусть…