Голова у него была удлиненная и излишне крупная, причем к шее нисколько не сужалась. Выглядел Блюм, по словам деда, как высунутый из воротника здоровенный большой палец. А еще он был чудовищно волосат: дед вспоминал, как застал Блюма в трусах за бритьем и божился, что безволосыми у него оказались только веки и ладони. Остальное его тело покрывала густая черная поросль, почти полностью скрывающая кожу.

Блюм источал сырую, примитивную силу и ходил у Соломона в инфорсерах[67]. «Морда-Блюм» и «Блюм-гробовщик» – так за глаза называл его Дэн Кэрролл (моему деду он советовал быть с ним настороже и не поворачиваться к Блюму спиной). Впрочем, прямой угрозы от Блюма по отношению к моему деду мистер Кэрролл не видел, хоть и говорил, что с Блюмом надо держаться открыто, без утайки (качество деда, в котором Кэрролл тоже не сомневался). А Тенделл Такер хотя и являлся в определенном смысле вором, но вором слыл честным, если рассуждать по понятиям. Во всяком случае, ему хватало ума не красть у Дэна Кэрролла, и он мог отчитаться за каждый ящик спиртного, который прошел через его руки.

Но дед не разделял веры Кэрролла в способность Блюма разбираться в подобных моральных аспектах и всяких высоких материях. Он знал, что смерти Селлерса для сатисфакции Царя Соломона оказалось недостаточно, и не имел желания становиться жертвой в назидание остальным. Ну а в Вэнсборо Блюм с дедом выехали вместе – и всю дорогу они хранили молчание. Блюм был не из разговорчивых, а дед предпочитал язык не распускать. Для себя он уяснил, что к алкоголю Блюм не расположен. Очевидно, его нутро вообще не принимало никакое спиртное, включая даже пиво. Это их в целом сближало. Папаша Тенделла был из худшей породы забулдыг – дурной, мгновенно пьянеющий, нарывающийся на драку. Он и помер-то смертью негодяя: схлестнулся по пьяни с рыбаками на пристани возле Коммершл-стрит. В итоге ребята его пригвоздили острогой к причальному столбу, да там и оставили. Личный опыт в итоге выработал в Тенделле недоверие к тем, кто быстро спивается, а еще внутреннюю осмотрительность к собственному потреблению. Я никогда не видел, чтобы он выпивал больше одного стаканчика рома или виски, пиво и то пил так, что оно успевало выдохнуться, когда пинта убывала к донышку.

Наконец они добрались до Вэнсборо, где их ждали машины с водителями. В одиннадцатом часу вечера через границу подошло два грузовика, и мужики взялись перегружать виски в «Кадиллаки». Блюм в работе не участвовал. Он за ней следил, а затем устроил допрос шоферам-канадцам, которые гоняли контрабандные грузы по пять-шесть лет (конечно, расспросы Блюма, ставящие под сомнение их честность, они встретили с неодобрением). Может, они слегка и плутовали, но были честны, а деньжата лишь иногда брали только потому, что, по их мнению, те причитались им по справедливости.