Вскоре после кончины Конан Дойла в июле тысяча девятьсот тридцатого года в библиотеку поступили первоиздания книг о Холмсе, включая и «Воспоминания Шерлока Холмса» вкупе с манускриптом, проливающим свет на всю историю.

Тогда библиотекарем был уже мистер Гедеон, который вместе с Холмсом и Ватсоном пережил пару довольно нервозных дней (а вдруг план, выношенный Ватсоном и приведенный в действие Конан Дойлем, не сработает?). Однако новоявленные Холмс и Ватсон на пороге не появились, а в недрах книгохранилища пронесся таинственный порыв ветра, как будто непостижимо огромное, старое здание издало вздох облегчения.

Нынче на стене внутри Кэкстонской библиотеки можно видеть скромную синюю табличку, как раз над полкой с собранием произведений Конан Дойла. Надпись на ней гласит: «В память о сэре Артуре Конан Дойле (1859–1930), за заслуги перед Кэкстонской частной библиотекой и книгохранилищем».

Я живу здесь

Я живу здесь

Эта история правдива. Может, я и подретушировал пару деталей, но не более того. Мне показалось уместным вставить в слегка потустороннее чтиво нечто, вымыслом совсем не являющееся.

Писатели, в общем-то, являются затворниками. О да, мы общаемся с друзьями, с семьей и друг с другом. Кому-то из нас порой удается сформировать связи столь длительные, что впору произвести потомство. Однако в глубине каждого из нас неотъемлемо присутствует часть, предпочитающая одиночество. Мы будто воздвигает вокруг себя защитную стену – и данный скрытый аспект как раз и позволяет нам быть писателями.

В прошлом издателей все вполне устраивало, и они даже предоставляли авторам право быть самими собой! Можно сказать, что они позволяли нам творить и не отнимали у нас драгоценное время (помимо, пожалуй, редких интервью с каким-либо серьезным литературным журналом или газетой, или дописки пары-тройки страниц для издания ограниченным тиражом, расходящимся через подписку, или ланча с редактором под вино, или же – увы! – выслушивание претензий и сглаживание трений с соперниками по перу).

Но теперь нам полагается быть торговцами, зазывалами и спекулянтами. Нам приходится рекламировать товар. Нам вменяются встречи с аудиторией. Кому-то из писателей это дается легко и непринужденно, и их буквально хлебом не корми, лишь дай покрасоваться перед публикой. Меня рекламный аспект, в принципе, не тяготит, однако я не желаю тратить попусту свое время – поскольку чем больше часов я провожу не за письменным столом, тем меньше я пишу[90].