– О чем ты?

– Во время расшифровки вакцина должна была уничтожить мои клетки, как только попала бы в тело. Дакс и Леобен знали об этом, но больше никто, и мы побоялись говорить тебе, потому что опасались твоей реакции. Поэтому Дакс заставил меня пообещать, что я ничего тебе не скажу.

Коул хватает меня за плечо и, повернув к себе, впивается в меня взглядом.

– Ты издеваешься? – Он отступает назад. – Ты серьезно? Ты думала, что умрешь? Поэтому ты пришла в мою комнату? Господи, Кэт. Ты даже не собиралась попрощаться со мной?

– Я не могла рисковать. А вдруг бы сработали твои защитные инстинкты?

Это оправдание звучит так жалко, словно мне наплевать на него.

Он продолжает сверлить меня взглядом.

– Какого черта, Катарина? Ты просто позволила бы мне смотреть, как ты умираешь?

– Ты не понял меня, Коул. Я должна была умереть. Любой нормальный человек умер бы, как только запустили бы процедуру.

Коул замирает.

– Что значит нормальный?

Сглотнув, я потираю затылок. Там снова пульсирует боль, но она не похожа на мигрени, которые мучили меня. Такое чувство, что внутри меня что-то искрится, горит. Словно что-то царапает мой череп изнутри, пытаясь выбраться наружу.

– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Думаю, папа что-то сделал со мной, а затем заставил меня забыть об этом.

– А твои глаза?

Я опускаю глаза на свою руку, на кожу, покрытую синяками, которые исчезнут, как только на панели загорятся светодиоды, а модули заработают.

– А вот тут все совсем непонятно. Во время процедуры что-то произошло. Дакс сказал, что моя ДНК просто… изменилась.

У Коула перехватило дыхание.

– Так это не модифицирование?

– Нет, – говорю я. – Моя ДНК, на которую невозможно воздействовать, стала отличаться от той, что была раньше. Это невозможно, но как-то произошло. Расшифровка должна была убить меня, но я все еще жива. Я не понимаю, что папа сделал со мной, но начинаю кое-что вспоминать.

Несколько секунд Коул стоит, даже не шевелясь. Я даже не уверена, дышит ли он.