– Жалко, что мы не можем тебя послать с какой-нибудь миссией, как в кино, – словно угадав мои мысли, сказала моя Лина. – Мы думали об этом. Что вот как странно получается – мы полностью закрыты. У нас есть только один портал. Сколько всего можно через него сделать! Например, изменить мир! Ну, наш мир. А вместо того чтобы изменить мир, мы используем портал, чтобы какая-то жертва гомицида, мирно живущая семейной жизнью со своим убийцей, смогла выяснить, почему он это сделал. Мы посылаем через гору мышь, чтобы ее съела нейробабка. Расщепляем резиновую уточку в атомном реакторе. Осушаем Мировой океан, чтобы найти на его дне браслетик, когда-то свалившийся со слишком тонкого запястья девочки-подростка, впервые вставшей на доску для серфа и наглотавшейся белой пены.
– Я тоже когда-то потеряла браслетик в океане! – удивленно сказала не моя Лина. – И забыла совсем об этом! А теперь вот благодаря тебе вспомнила!
– Ну конечно, ты его потеряла, потому что я его потеряла, – поджала губы моя Лина.
– Но я не помнила об этом, пока ты не сказала! А теперь вот вспомнила! Как такое может быть?
– Давайте вы дома разберетесь, – попросила я. – Мне нужно подумать. Я вообще не понимаю, при чем тут я. Это слишком серьезно.
– Очень серьезно, – кивнули Лины.
– Там же телохранители, охрана, все его знают, вся страна знает, как он выглядит, – и что я, и как я в этом состоянии что-либо выясню? Мне что, придется притворяться диктатором?
– По большому счету мы все так и живем, постоянно притворяясь диктатором, – сказала моя Лина (моя Лина обожала так говорить; более выдержанная и постаревшая ее версия шутила реже и неохотнее). – Ты подумай. Все равно кроме тебя некому. Если не ты – то никто. Думаешь, меня это радует? Мне и самой неприятно, что такая уникальная возможность предоставляется нам только для того, чтобы ты смогла решить свою мелкую бытовую бабскую, по большому счету, проблему. Это чудовищная профанация сакрального. Понимаешь? Это как первый полет в космос. Такое значимое событие, прорыв, поворотный пункт в истории человечества. И представь: летит не тренированный космонавт, исследователь, верный сын отечества, которого годами готовили к великой миссии, а… ну как бы это сказать. Запуталась. Вместо космонавта летит, скажем…
– Собака, – сказала я. – Вместо человека в космос летит собака. Я все правильно поняла. Тупая собака со своими бабскими проблемами.
Повисла очень нехорошая, массивная пауза. Если бы паузы были объективными вещами, через эту паузу, несомненно, получилось бы попасть во все нотные сборники мира, заставив всех пианистов, оказавшихся в тот момент за инструментом, сыграть ту самую песню С. про пуделя – пусть это и не его песня; вероятно, именно таким образом она могла бы стать