Они возвращаются в радиорубку. Почерневший дверной косяк по-прежнему стоит, нелепо вздымаясь из обломков. Лабин, похоже, из какого-то загадочного уважения к стандартным процедурам, проходит в дверь. Кларк легко переступает через остаток стены, не доходящий ей до колена.
Что-то хрустит и трещит там, где находится ее лодыжка. Она смотрит вниз. Ступня завязла в обугленной грудной клетке; Лени выдергивает ногу из дыры, проломленной в грудине, чувствует подошвой шишки и выпуклости позвонков — хрупкие, крошащиеся от малейшей тяжести.
Если сохранились череп или конечности, они, наверное, погребены под обломками.
Лабин наблюдает за тем, как она высвобождает ступню из человеческих останков. Под его линзами что-то блестит.
— Тот, кто стоит за этим, — говорит он, — потолковее меня.
На самом деле его лицо не столь бесстрастно. Оно кажется таким тем, кто его не знает. Но Лени, до известной степени, научилась читать Лабина и сейчас видит, что он не встревожен и не огорчен. Кен вдохновлен.
Она непоколебимо кивает:
— Значит, тебе пригодится любая помощь, — и следует за ним.
СОЛОВЕЙ
СОЛОВЕЙ
Казалось, будто они вышли из земли. Иногда вполне буквально: немало народу жило в канализации и дренажных трубах, словно несколько метров бетона и земли смогут удержать то, что небо и земля не сумели остановить. Но, по большей части, люди просто так выглядели. Передвижной лазарет Таки Уэллетт останавливался на перекрестках муниципальных дорог возле скоплений обветшалых и по виду необитаемых домов и торговых центров, из которых, тем не менее, сочился вялый ручеек изможденных местных жителей, они уже давно утратили надежду, а воли им хватало только на механическое существование до самой скорой смерти. Здесь жили неудачники без связей, так и не перебравшиеся в ПМЗ[20]. Бывшие скептики, которые поняли, что им реально грозит, лишь в тот момент, когда было уже слишком поздно. Фаталисты и эмпирики, которые смотрели в прошлое столетие и удивлялись, почему конец света пришел только сейчас.
Здесь жили люди, которых едва ли стоило спасать. Така Уэллетт старалась изо всех сил. Она была человеком, который едва ли подходил на роль спасителя.
В кабине играл Россини. К Уэллетт, пошатываясь, направлялась следующая пациентка, когда-то ее назвали бы пожилой: кожа обвисла; конечности почти не двигаются. Женщина ходила, словно ей управлял вышедший из строя автопилот. Одна подогнулась, когда женщина подошла ближе, от чего все ее больное тело перевалилось на одну сторону. Уэллетт уже кинулась к ней, но больная в последний момент сумела сохранить равновесие. Ее щеки походили на распухшие синюшные подушки; слезящиеся глаза, казалось, неотрывно смотрят в какую-то неопределенную точку, расположенную между зенитом и горизонтом.