Она кивнула.
– Да, мне очень нравилось. Мы были свободны, питались черт знает чем, и мне казалось…
Девушка бросила взгляд на Джека.
– Не понимаю, чего тут хорошего, – признался он. – Но все равно, продолжай. Разберусь по ходу дела.
– А однажды… Я вдруг поняла, что друзья меня забывают. Сначала я решила, что дело в наркотиках. – Голос девушки отвердел, лицо приобрело каменные черты. – Скажем, мы могли устроиться в заброшенном доме, болтать про музыку, кино и сериалы, в общем, проводить время. И каждую неделю они вели себя так, будто встретили меня впервые. Ничего обо мне не помнили. Порой от этого было так больно, что я убегала, но мне не нравилось быть одной. Я задалась вопросом, что произойдет, если я сама себя забуду. Я ведь много рисовала…
Джек поморщился: в ее голосе прорезались колючие нотки.
– Они все нюхали или глотали «X» – экстази. Я пробовала несколько раз – ребята считали, что если ты не сидишь на «X», то с тобой кончено, ты не способен на настоящие отношения. «Колеса» делали меня такой счастливой, любвеобильной… Кому угодно я могла отдать все, что попросят, в голове искорки любви зажигались одна за другой. Скажем, кто-то входил ко мне в комнату, и меня просто переполнял любовный сок, я была так
– М-м, – промычал Джек.
Джинни опасливо следила за его реакцией.
– Вот именно. Все то время, которое я с ними проводила, я не прыгала с линии на линию – не меняла судьбу. Мне казалось, с этим покончено, я наконец-то угомонилась, нашла себе дом. Но сновидения так и остались. Я рисовала – и это было нормально, всем нравилось шизоидное искусство. Любая жутковатая вещь, скажем, про смерть принималась на ура… они считали смерть за высшее достижение. Предельная шутка. И опять-таки все забывали. Им вечно казалось, что я новенькая. Раз за разом пересказывали мне одни и те же истории.
Джек молчал: пусть девчонка выпустит пар.
– Я бы, наверное, умерла, – прошептала Джинни. – А потом стало появляться это существо… когда я теряла сознание… и странные рисунки. Мне кажется, она была частью моих снов. А однажды она оставила записку. Маленькими печатными буквами, словно писал ребенок: «Возьми себя в руки. Уходи. Нас ждет много работы». Как ни странно, я понимала, что она имеет в виду. То, чем мы занимались в заброшенных домах, не имело отношения ни к любви, ни к дружбе – будто превращаешься в слизняка между подошвой сапога и тротуаром. У меня не осталось никакой защиты, лишь обнаженные нервы. Словом, я ушла, забросила «X» и всех прежних знакомых… а через несколько дней, прячась под мостом от снегопада, я наткнулась на объявление в старой газете. – Она жестом закавычила: – «Грезишь ли ты о Граде-в-Конце-Времен?» И телефонный номер.