Человек замер на месте, напряженно выпрямился и завертел головой, пытаясь понять, кто зовет его. Их разделяло расстояние в пятнадцать метров, не более, и было видно, как раздуваются ноздри, как слепо щурятся глаза, как подергиваются лицевые мышцы странного субъекта. Глеб хранил молчание, и человек через некоторое время снова ссутулился и заходил кругами. Облака постепенно гасли, над деревней сгущался мрак. И чем темней становилось на улице, тем уверенней передвигалась фигура. В конце концов человек остановился, вполне осознанно огляделся и твердым шагом куда-то направился. Провожая его взглядом, Глеб высунулся из окна и увидел, как из домов выходят люди, как они приветствуют друг друга, разговаривают, жестикулируют. Он увидел играющих на дороге детей, присевших на лавочки стариков. Кто-то копался на дальних огородах, неразличимый в темноте.
С приходом ночи деревня ожила. Но жизнь ее казалась ненастоящей, и Глеб не сразу понял в чем тут дело. А когда понял, то поразился, как же он не заметил этого раньше — над селением повисла мертвая неестественная тишина. Беседующие жители оживленно кивали, разводили руками, но ни единого звука не срывалось с их шевелящихся губ. Бегающие ребятишки разевали рты, но крики и визги оставались внутри, терялись, замирали в напряженных глотках. Перед Глебом словно демонстрировалось немое кино. И только шлепки, стуки и шорохи ступающих по земле ног говорили о том, что люди на улице вовсе не бесплотные призраки…
— Странно, — пробормотал Глеб и захлопнул ставни. Он не видел, как реагируя на стук, повернулись к закрытому окну люди, и в их глазах засияли безумством отблески взошедшей луны.
Освещенная единственной свечой комната будто бы сузилась, съежилась. Стены сомкнулись теснее. Все предметы в комнате, искаженные тусклым светом трепещущего лепестка пламени, словно уменьшились в размерах. И даже храпящий Тролль, растянувшийся на широченной кровати, больше не казался гигантом.
Глеб закрыл остальные окна и подошел к двери. Ему стало интересно, что там делает хозяин заведения. Ведь и он, должно быть, очнулся от своего дневного оцепенения.
Скрипнув дверью, Глеб выглянул в коридор и ничего не увидел — было слишком темно. Он поморгал, прищурился, пытаясь разглядеть хотя бы противоположную стену, и тут ему показалось, что во мраке что-то шевельнулось. Словно кусок тьмы отслоился от ночи и с легким шуршанием сполз по стене вниз, пригибаясь к полу, готовясь к прыжку.
— Эй! — сказал Глеб, делая шаг вперед, но не отпуская ручки двери, готовый, случись что, мгновенно, словно улитка в раковину, ретироваться в комнату, где на столе успокаивающе горел маячок сальной свечи.