В главном зале ждала Оракул в неизменном синем балахоне, в прорезях которого виднелось студенистое тело.
— Могу я видеть Владычицу? — мысли Корвуаль были спокойны.
— Могу я видеть Владычицу?
— Владычица ожидает. Особь может пройти.
— Владычица ожидает. Особь может пройти.
Оракул обвила ладонь мягким липким щупальцем и увлекла к ступеням. С каждым шагом ощущение тепла и близости источника энергии нарастало.
В центре покоев стоял высокий мраморный пьедестал с огромной чашей. Там восседала Владычица. Ее большая, нежно-сиреневая ракушка переливалась перламутром, створки были приоткрыты.
— Подойди ближе, Корвуаль, — голос Владычицы прозвучал в мыслях. Он обволакивал и согревал, словно объятия океана.
— Подойди ближе, Корвуаль,
Сделав несколько плавных шагов, Корвуаль приблизилась к пьедесталу и упала ниц.
— Повелительница, мои ошибки не исправить. Я не смогла защитить колонию котусов. Не смогла заключить необходимые нам союзы, и теперь пожинаю плоды своей глупости.
— Повелительница, мои ошибки не исправить. Я не смогла защитить колонию котусов. Не смогла заключить необходимые нам союзы, и теперь пожинаю плоды своей глупости.
— В этом нет твоей вины. Ты принимала решения по зову сердца. Что идет от сердца — не может быть не верным.
— В этом нет твоей вины. Ты принимала решения по зову сердца. Что идет от сердца — не может быть не верным.
Створка ракушки поднялась, внутри послышался плеск, светящиеся струйки слизи потекли по перламутровому бортику. Но повелительница так и не вышла из убежища — слишком слаба ее оболочка после долгого сна.
— Корвуаль, сердце не может ошибаться, — повторила Владычица. — Но оно не всегда может видеть мрак, спрятанный средь света. Не кори себя.
— Корвуаль, сердце не может ошибаться,
Но оно не всегда может видеть мрак, спрятанный средь света. Не кори себя.
— Но котусы…
— Но котусы…