Это было правдой. Тумидус знал, что у Рахили есть брат-близнец, тоже антис, но встречаться с Самсоном лично ему не доводилось.

– Рахиль, Самсон, М’беки. Ещё Нейрам, он сам предложил. Я его не позвал, а он сам – узнал, что Кешаб в отказе, и предложил…

Папа отвернулся. Слезу, скатившуюся по щеке, он спрятал, а вот предательскую дрожь в голосе – не сумел.

– Удержат, эти удержат. Потом Борготта с женой…

– Борготта? Ты с ума сошёл? Этот тебя удержит…

– Нет, я не в смысле: держать. Просто позвал, по старой памяти. Ещё племянник твой, Марк…

– Марка-то зачем? Нашёл себе приятеля…

– Он за дочку мою вступился, в баре. Я добро помню… Вамбугу, адвокатша – защищала меня, когда я куролесил. Профессор Штильнер – он со мной сидел, с больным, когда я из Крови вернулся. Тюремные братки, ты их не знаешь. Якоб Ван дер Меер, ларгитасец, его ты тоже не знаешь…

– Папа! Папа!

В ворота ломились.

– Ты их запер? – удивился карлик. – За собой?

Тумидус кивнул:

– Выходит, запер.

– Как? Когда? Ты же лыка не вязал?!

– Папа!

Над кромкой забора взлетело воронье гнездо. Нет, не гнездо – чья-то макушка, вся в туго крученых дредах. Гость прыгал, стараясь заглянуть во двор:

– Папа! Ну Папа же!

– М’беки, – безошибочно определил военный трибун. – Он-то чего явился?

Папа Лусэро похлопал друга по колену:

– Спасать меня прибежал. Тоже, видать, осенило.