(на днях)

Белый песок. Черная вода.

В час, когда солнце ложится в трюмы облаков, плывущих над горизонтом, океан кажется лаково-черным, с багровым отливом. Карни сидит на раскладном стульчике, смотрит. Она приходит сюда всякий раз, когда Диего задерживается на вечерних занятиях. Он звонил, он уже вызвал аэротакси.

Он скоро будет.

Мы выкупили бунгало, думает Карни. Ей хорошо. Ей всегда хорошо, когда она думает о выкупе бунгало. На месте бунгало — снесли за полтора часа! — выстроен трехэтажный коттедж. Гараж, хозяйственный флигель. Хватило бы и двух этажей, но первый у Карни отобрали под фехтовальный зал. Клумбы, бассейн. Мангал под навесом, стол, плетеные кресла. Карни гоняла строителей в хвост и в гриву. Принцесса, бурчали строители. Угол ей не прямой! Маркиза, поправляла их Карни. Ну и что, что неправда? Маркизой станет жена Фернана, но строителям знать об этом не обязательно. Принцесса, маркиза, донья — кто деньги платит, тот и танцы заказывает. У Диего хорошее жалованье, в университете им довольны. Опять же, переводы от мар Яффе. За медосмотры — отдельно. Еще в плену Фернан распорядился о достойном приданом. Семья де Кастельбро, понимать надо! Приданое решили положить в банк. Все, кроме дома в Эскалоне, и второго дома, в Бравильянке, напротив ратуши. Дома́ в банк не положишь. Да что дома́! Бунгало, тебя давно нет, а как вспомнишь — мы выкупили бунгало! — и так славно на душе, будто в жару попил лимонада со льдом.

Белый песок. Черная вода.

На выходные они собираются в Эскалону. У свекра день рождения. Диего забыл, у него дырявая голова. Но у Диего есть жена. Жена все помнит. Про день рождения, про сменную рубашку. Про подарок имениннику. Да, на выходные — в Эскалону. Это рядом, если дорога сводится к детской скороговорке: взлетели, полетели, прилетели.

Пошутила, вспоминает Карни. Я же пошутила! Сказала, что хорошо бы могилу с Сум-Мат Тхай перенести к нам во двор. Память все-таки. Родня. Разобьем мемориальный цветничок. Это был единственный раз, когда Диего на меня кричал. Боже, как он кричал! Разругались в хлам. Мирились целую неделю: ястреб дулся. Ну, дура. А что? Всем можно, а мне нельзя? Я и на кладбище стараюсь не ходить, чтобы он не злился. Мамаша Тай Гхе докладывает: убралась, подмела. Я слушаю, а самой неловко. Мамаша смеется, говорит, что ей не в тягость. Деньги, правда, берет. У нее семья, ей надо.

Налетает ветер. Треплет волосы.

Я обняла его, вспоминает Карни. Вчера утром Диего садился в машину, выделенную ему университетом, и я обняла его на прощанье. Он ничего не заметил. А я не поняла, что произошло. Наверное, так случается у телепатов. Я читала в вирте, что это за кошмар — первая, спонтанная инициация телепата. Нет, у телепатов как-то иначе. Я не читала твои мысли, Диего, как буквы в книге. Не видела картинок. Не слышала звуков. Часть твоей жизни стала моей, вот и все. Вот, был ты, и вдруг сделалась я. Знаешь, я бы предпочла какую-нибудь другую часть.