Старуха не спала. Едва я открыл дверь, она кинулась мне навстречу.

— Каса–атик! Жив! Уй, молодец!

— Жив, бабусь, — прошептал я одними губами, — только устал очень.

— Ничаво, милок, ничаво, так и должно. Шутка ли, к мертвецам в гости сходил. А я уж, по правде сказать, не чаяла, что вернешься. Давай покормлю, садись вот, щец наверни.

Она захлопотала у печи, а я скользнул на лавку. Странно вообще–то, и бодрость у меня не раз кончалась, и здоровье тоже, но даже после смерти я не чувствовал себя так паршиво.

— А ниче странного, — прошамкала Яга.

Вот ведь бабка, а?! Мысли читает, старая карга!

— Но–но, пообзывайся мне еще! Просто они у тебя щас больно уж громкие. А про состояние твое, я ж говорю, так и должно быть. Все–таки на запретной земле побывал. Не печалься, скоро пройдет. Отдохни денек, и будешь как новенький.

Она шлепнула передо мной плошку, полную пахучих, наваристых щей. Ого, а я, оказывается, зверски голоден! Сама бабка есть не стала, села напротив и, подперев щеку рукой, задумчиво смотрела на меня.

— А скажи, бабуль, — начал я, прикончив половину миски, — с чего это я оборотнем–то стал?

— Дык тебе виднее, — усмехнулась она, — кто и когда тебя искусал.

Бли–ин! Аленушка! Точно, ведь пока мы с Лехой ее спасали, она успела меня тяпнуть. То–то и сейчас шею ломит, как раз на месте укуса.

— Нормально! Это что ж, я навсегда теперь таким останусь?

Яга почесала в затылке и тяжело вздохнула.

— Эх, память уже не та. Раньше помнила, как от этого избавиться, и вот ведь, забыла.

— Но способ есть? — уточнил я.

— Ага. Ты уж не взыщи, касатик, но придется тебе самому его искать. А пока каждое полнолуние оборачиваться будешь.

— Ничего, бабусь, найду, не парься, — брякнул я и поймал удивленный взгляд старухи.

Ясно. Значит, раз в месяц нужно уходить в лес, от людей подальше. Ничего так перспективка, бодрит.