Карли нахмурилась.
– А она сможет усвоить столько информации сразу?
– У нее тоже нет выбора.
Мара подключила к своему ноутбуку второй USB-шнур и протянула другой его конец Карли. Та соединила его с жестким диском, указанным Марой. На диске было записано «эндокринное зеркало» – цифровой эмулятор гормонов, совместимый с содержимым первого диска.
Мара решила рискнуть, полагаясь на замеченные ею изменения в поведении Евы. По какой-то непонятной причине эта Ева училась быстрее, чем ее первая итерация. Мара подозревала, что причиной тому емкость, похороненная в глубинах квантовой коры – аналога человеческого подсознания, – сохранившая воспоминания о предыдущем воплощении. Быть может, последние модули не сообщали Еве совершенно новую информацию, а лишь освежали в памяти то, что там уже хранилось.
К сожалению, Мара не знала точного ответа. Что происходит у Евы в «мозгу», как именно она мыслит – это, как и у многих сложных систем, оставалось для внешнего наблюдателя загадкой. Своего рода черным ящиком.
Монк беспокойно ходил взад-вперед, от компьютера Мары ко второму ноутбуку, над которым колдовали Джейсон и Симон.
– И все же я не понимаю. Почему, прежде чем отправить твою версию программы противостоять кибератаке, нам нужно чему-то ее учить? «Тигель» украл ее у тебя неученой – и, как видим, со своими задачами прекрасно справился!
Мара бросила взгляд на второй компьютер – на темный сад и огненного ангела в цепях.
– Им пришлось сперва сломить ее, подчинить. Они превратили ее в… – Она покачала головой. – Превратили в нестабильное, непредсказуемое, чрезвычайно опасное существо. В настоящего демона.
– Тогда почему бы нам не создать второго демона? – спросил Монк. – Не победить огонь огнем?
От этой мысли Мару охватила тошнота. Она придала Еве черты своей матери – и никогда, ни за что не стала бы мучить и пытать свое создание!.. Однако была и иная причина.
– Если такое когда-нибудь произойдет, – ответила она, – мы не переживем их сражения. Битва демонов нас уничтожит.
– Почему?
Мара повернулась к нему. Бросила взгляд на руку, торопливо замотанную бинтом, на шрамы на лице.
– Вы ведь воевали?