– Пять минут. – Следователь навалился на чемодан всем своим весом, и проклятая крышка, жалобно клацнув, наконец, захлопнулась. – Карета уже здесь?

– Пока нет, но ребята с железнодорожной станции всегда прибывают вовремя… – Малефруа помолчал, а потом неожиданно спросил:

– Фигаро, а как вы думаете… Мою память… Ну, те куски, что стерли… Их можно восстановить?

– Думаю, можно, – следователь снял с вешалки котелок и водрузил на голову. – К вам применяли щадящие процедуры, так что ваша память, скорее всего, просто заблокирована, а не стерта бесследно. Вот только нужно ли это вам?

– Да. – Малефруа решительно кивнул. – Вы были правы: для меня привычно помнить все, что было, пусть даже этот эпизод … не самый приятный… Так кто сможет мною заняться?

– Уверен, в Академии Других наук вам с радостью окажут помощь. Я черкну записочку на кафедру господина Аториуса, и вас смогут принять в ближайший месяц.

– Большое вам спасибо. За все, Фигаро.

– Да не за что, – следователь махнул рукой. – Работа есть работа.

– Вы, кстати, приедете к нам на второй сезон? Осенью здесь безумно красиво. И мое предложение, кстати, остается в силе: никаких денег со следователя Фигаро до скончания века.

– Я подумаю над этим, Клод, – следователь усмехнулся. – Но работа следователя такая штука… У меня плавающий график. Я бы сказал – очень сильно плавающий.

– Я заметил. – Малефруа серьезно кивнул. – Так вы идете?

– Боюсь, Клод, я поеду позже. – Следователь чуть виновато пожал плечами. – У меня билет на восемь вечера. Мне хотелось бы кое-кого навестить перед отъездом… одну девушку.

– О! – понимающе закивал Малефруа, – простите, я не знал, что вы успели между делом завести роман! Одобряю!

– Да нет, какой роман – она мне в дочери годится… Просто хорошая девушка… Знаете, есть такие люди, рядом с которыми вы уже через минуту чувствуете себя так, словно знаете их сто лет? Вот она из таких… Кстати, не подскажете как пройти к усадьбе «Старые Клены»?.. Что?.. Что такое, Клод?

– «Старые Клены» – это не усадьба, Фигаро.

…Следователь аккуратно перешагнул груду камней, в которую время превратило некогда высокую стену ограды, и в нерешительности остановился, читая текст на маленькой бронзовой табличке аккуратно прикрученной к стволу старой мертвой вишни: «Кладбище „Старые Клены“, XIV век. Исторический заповедник…» – и далее много текста мелким шрифтом, с датами и именами.

Здесь было удивительно тихо: «Старые Клены» находились на вершине высокого холма, стоящего в стороне даже от тех немногочисленных дорог, что протянулись через Черные Пруды. Голые тополя молча стояли, воздев к небу тонкие черные пальцы ветвей, а под ними, у выложенных диким камнем дорожек, темнела хвоя старых седых елей. Блеклый мрамор стесанных временем надгробных плит, растрескавшийся гранит памятников, серый, увитый плющом камень мавзолеев – все говорило о том, что это место очень старое, давно заброшенное.