– Ты давно Будаллу знаешь, дорогой?

– Два месяца, – раздраженно буркнул Трап, оглянувшись на душевую, в которой фыркал и пыхтел его акустический истязатель. – Как и всех вас. Но мне плевать, сколько я его знаю. Здесь все друг друга давно знают. Скоро я и тебя буду давно знать. Или ты пришел сюда на время?

– Безусловно, дорогой, – слегка насторожился Динак.

– Забудь, – сплюнул под ноги Трап. – Отсюда не выбраться. Отстой никому не нужен. Мы все отстой, Динак. В скребки сливают отстой.

– С чего ты взял? – скривил губы Динак.

– Потому что программа удержания рабочих мест «нет андроидам» создана для отстоя, – отрезал Трап. – Или ты думаешь, что какой-нибудь железный парень соскребал бы хуже нас ракушки с тушек? Лучше. И без скафандра бы обходился на точке. И без страховки. И без переговорников. И без выходных. Или ты променял место в какой-нибудь теплой конторке на этот скафандр, чтобы стать миллионером? Чего тебе не качалось в офисе у компьютера? Два месяца прошло, Динак. Ты еще не разочаровался? Мы – отстой, неспособный ни на что дельное. К этому следует привыкнуть и все.

– Не… – зажмурившись, протянул Динак и вновь принялся раскачиваться. – Нет, дорогой. Что тогда забыл в скребках ты? Ведь ты не считаешь себя отстоем, верно? Или в баре врут, будто папочка у забияки Трапа некогда был не последним человеком в Порту? Да и мамочка слыла важной персоной. Она ведь и теперь вращается в высших сферах? Или в низших? Ну, не дергайся, я ж в стратосферном смысле. Вот ведь как бывает, чем ниже опускаешься, тем оказываешься выше. Небожители топчут поверхность Токе, а отбросы – стальные решетки у них над головами. Мне, впрочем, все равно. Твоя жизнь. Хотя, любопытно. Нет андроидам, говоришь? Чего тогда дергаться? С одной стороны ты уже год отстаиваешься в скребках, а с другой чуть ли не каждую ночь лезешь на ринг. Зачем? Не смерти же ты там ищешь?

Было что-то такое в Динаке, что не позволяло с ходу запечатать ему рот. Впрочем, и в Будалле, Шаке, Кафше – тоже присутствовало нечто похожее. Два месяца вглядывался в них Трап, а все не мог понять, что. Грязь? Грязь была всюду – в виде масла и пыли, нечистот и обрывков упаковки. Сама жизнь в жилых эконом-отсеках Порта была грязью. Но даже грязь казалась на партнерах Трапа особенной, словно падали они в нее, не споткнувшись на ровном месте, а сбрасывались с высоты по собственной воле. Фыркали грязью, с трудом поднимались на ноги и, пошатываясь и издавая зловоние, смыкали плечи. Убогость? А хоть бы и убогость. Стойкая убогость пополам с гордостью. Убогим можно было простить хамство и ту же гордость, цена которой была грош. К чему наказывать тех, кому жизнь и так уже отписала по полной программе? Исключая, конечно, Кафшу. Убогость начиналась со взгляда, а у Кафши глаза горели. Так ведь и в глазах того же Динака никакой убогости не наблюдалось. И у Шаки, и у Будаллы. Скорее мудрость, а сверх того – наглость. Ну как ударить того, кто кажется тебе мудрым? Все равно, что ударить ребенка или женщину, мудрых по природе своей. Так что же останавливало Трапа – убогость, мудрость, наглость? Все понемногу? Но вот наглость… Усилие все-таки потребовалось, чтобы сдержаться. Кулаки пришлось глубже засунуть в карманы, да так, что комбинезон затрещал.